– Пусть завтра приходит! Никого не хочу теперь видеть! Завтра! – Хитлер стал заметно раздражаться. Но, несмотря на это, лязгнул уже засов, дверь открылась, и в неё вошёл седой, аккуратно стриженный старичок с такой же седой козлиной бородкой, в белой итальянской соломенной шляпе, в пенсне и достаточно помятом сером в клетку костюме-тройке. В одной руке он держал туевую трость, а во второй золотые часы на цепочке, в которых он старался рассмотреть время. На пальце его красовался перстень с большим красным рубином. Старичок, наконец, рассмотрел время, сунул часы в карман жилетки и весело начал разговор:

– Да время-то ещё детское, Адик! Всего-то половина первого ночи! Для будущего спасителя Германии и фюрера всех немцев – самое время размышлений и раздумий! – старичок дал знак надзирателю. Тот немедленно испарился, и тихо, чтобы не побеспокоить собеседников, закрыл за собой дверь. Когда его шаги в коридоре затихли, старичок, не говоря ни слова, отодвинул от стола стул, уселся на него, и глядя своим, сверкающим в лунном блеске пенсне, прямо в глаза ошалевшего от такой наглости Адольфа, как ни в чём ни бывало, продолжил, свой монолог:

– Давненько, давненько не виделись, Адик! Я уже даже соскучился! А ты?..

– Да кто вы такой, чёрт возьми?! Какой я вам Адик?! – Хитлер явно начал приходить в бешенство от такой наглости неизвестного ему посетителя. – По какому праву, вы ворвались ко мне в камеру ночью и разговариваете со мной в таком тоне? Вы насмехаетесь надо мной?

Закипающая ярость не произвела на гостя никакого впечатления, и он продолжил:

– Ну, ну, Адик, успокойся! Когда ты успокоишься и сможешь продолжать разговор, то узнаешь: кто я, откуда, зачем пришёл, и какую роль я играю в твоей судьбе. Да ты лежи, не вставай! Так удобнее будет воспринимать то, что я буду тебе говорить…

– Прежде всего представьтесь! – Хитлера немного привело в чувство безразличие посетителя к его гневу.

– Конечно, конечно! Доктор Штауфер! – незнакомец привстал со стула и с лёгким поклоном снял и снова надел на голову свою шляпу. – Моё имя тебе о чём-нибудь говорит? – гость снова уселся на стул и небрежно закинул ногу на ногу.

Адольф на какое-то время задумался, явно вспоминая, где и когда он мог слышать эту фамилию, но так и ничего не смог вспомнить.

– Н-нет! Не припоминаю ничего такого! – он взглянул на своего собеседника и обнаружил на его лице лёгкую усмешку. Хитлера опять стало захватывать раздражение и он опять взорвался:

– Да кто вы, чёрт возьми, такой? Я в последний раз вас это спрашиваю! Если продолжите снова издеваться надо мной, я сам возьму вас за ухо и выкину из моей камеры! – Хитлер уже опять сидел на кровати.

– Это вряд ли, Адик! – слова Хитлера опять не возымели на Штауфера никакого впечатления. – Но тебе надо работать над своим характером! Ты же будущий вождь нации! Причём, великой европейской нации! И…, знаешь, почему ты не сможешь этого сделать?

– Что сделать? – Хитлер явно растерялся от этого вопроса.

– Ну…, выкинуть меня из камеры….

– Почему?

– А ты подумай! Всё на самом деле очень просто….

Адольф задумался на несколько секунд, посмотрел на дверь, а затем на Штауфера:

– Дверь заперта – как-то обиженно буркнул он себе под нос.

Штауфер шлёпнул себя ладонью по колену и весело засмеялся.

– Ну, вот! Я так и знал, что не всё ещё потеряно! А я, грешным делом, подумал, что ты сейчас какие-нибудь теории строить начнёшь, версии предлагать! Умница! Догадался, что всё очень легко и просто! В принципе, как и всё в нашей жизни… – затем он резко замолчал, на секунду задумался, и перешёл на серьёзный тон: