– Друг мой! То, что я сказал про тебя, что ты фюрер всего немецкого народа, символ великого Третьего Рейха – правда, но лишь частичная. У тебя более высокие задачи, о которых ты даже сейчас не подозреваешь….

– Вы пошутить тут среди ночи надо мной пришли?! Или вы забыли – куда вы пришли? По-моему, мне надо вам это напомнить! Это не кабинет главы государства, это тюрьма Ландсберг, в которой мне суждено провести ближайшие пять лет! А это конец для любого политика! – Хитлер вскочил с кровати и стал нервно метаться по камере.

– Но ты «не любой» политик… – тихо произнёс гость, – ты избранный! И ты – не политик! Ты – больше, нежели чем это, достаточно низкое и убогое звание!

– Да? И кто же я? Уж не Мессия ли? Я бы про это знал заранее! Вот, как Христос, например! Да и, кстати, он плохо кончил!

– Ну, во-первых, ты не знаешь, как он кончил, поэтому лучше про это ничего не говори. А, во-вторых, ты так же не знаешь своего будущего! Ты не знаешь, сколько тебе здесь суждено просидеть: может пять лет, может двадцать пять, а может, к концу года уже и выйдешь. Это зависит не от тебя….

– А от кого же тогда?

– От той силы, которая тебя сюда посадила, удерживает, от воли которой это всё и зависит.

– Понятно! Тогда тем более я прав! Евреи не выпустят меня отсюда никогда!

– Хм! Если бы дело было только в них…. Бери выше!

– Уж не сам ли Господь Бог взял меня под своё покровительство?!

– А что?.. Разве выше евреев никого, кроме Бога нет?

Хитлер на некоторое, непродолжительное время задумался. Он понимал, что незнакомец «водит его за нос» и пытается запутать, но в то же время ему становился всё интереснее этот старикашка со своими подковыристыми вопросами. Да и непростой он, наверное, если его посреди ночи пропустили к нему, по распоряжению самого начальника тюрьмы, да ещё против всякого разрешения на то от самого Адольфа.

– Они же богоизбраны! – уже миролюбиво ответил Хитлер. Он почувствовал, что сейчас будет разговор на эту, очень интересующую его тему про евреев, в которой, как он считал, лучше него в Германии вряд ли кто разбирается. – Это мы верим в Бога ихнего, а своих предали…, поэтому и получается, что между нами и их Богом они стоят…

– А ты веришь в Бога ихнего? – старичок блеснул своими очками отблеском лунного света.

– А я что?.. Похож на идиота?

– Что ты? Что ты? Нет, конечно! Разве идиот может достигнуть таких успехов, что достиг ты: мобилизованный после ранения и чудесного, кстати, после него исцеления, капрал? Без образования, без профессии, ну…, если не считать способности к рисованию….

– Вы опять начинаете издеваться надо мной? Каких успехов я достиг? Пятилетний срок в тюрьме Ландсберг? И это – в лучшем случае!.. – Адольф опять взорвался на своего гостя.

– Да и в мыслях не было этого!.. Адольф, ты вовсе не умеешь держать себя в руках! Раньше ты был спокойнее. Учись у своего бывшего одноклассника…. Вот уж выдержка! Ни один срок отсидел, по фронтам так же, как и ты мотался…, правда, в окопах не сидел и газов не нюхал. Но зато!.. Какое самообладание, какая выдержка! Какое отношение к людям! Тебе есть, чему поучится у него, Гоппо!

После этих слов Хитлер внимательно посмотрел на своего гостя, пытаясь рассмотреть его глаза под очками и обнаружить там следы душевного расстройства.

– Послушайте, надо позвать надзирателя, и напомнить ему, что это одиночная камера в тюрьме, а не общая в психлечебнице. Или вас специально подселили ко мне, чтобы сделать мой срок ещё более невыносимым? Я, при всём уважении к возрасту, не намерен выслушивать здесь бред старого человека.

– А придётся, так как это в твоих интересах, Адик! Ты меня всё время перебиваешь и не даёшь сказать главного. Ты слышишь только себя – и это твой большой недостаток. Из-за него ты проиграешь однажды войну, причём упомянутому уже чуть раньше своему однокласснику по колдовству, который как раз умеет слушать других.