С загорецкими, репетиловыми и горичами в одной труппе
…с первого взгляду знать, с кем имеешь дело и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.
А.С. Пушкин
«Тем, кто колючку с розой может спутать, в знак уваженья не дари цветов», – сказал знаменитый польский поэт, несколько смягчая тот категоричный посыл, что дан в седьмой главе Евангелия от Матфея. И это вовсе не рекомендация, как может показаться на первый взгляд, а именно предостережение, ничем не отличающееся по своей сути от того, что было заложено в каноническом библейском тексте.
Просто необходимо помнить, что у каждого свой мир, своё понимание происходящего, своё деление на значимое и второстепенное. Наверное, оттого, «весь мир – театр. В нём женщины, мужчины – все актёры. У них свои есть выходы, уходы, и каждый не одну играет роль». И вопрос «зачем» почти ни у кого не возникает, поскольку все очень хорошо понимают содержание пьесы, и мало кому требуется суровый оклик режиссёра-постановщика.
А он-то знает, как свести в одном театральном акте того, чей мир начинается с центра футбольного поля и заканчивается у его бровки, с тем, для кого воздушные замки кажутся прочнее и надёжнее любых крепостных стен средневековых цитаделей.
Но от детской, наивной реплики: «А как же быть с искренностью и беспритворством», – всё равно никуда не деться. И здесь придётся признаться, что задают этот вопрос не только дети. И те, кто его задаёт, обычно, сами же себе и отвечают. А иногда, и не только себе, но и остальным тоже, как Фёдор Тютчев, например:
Неразмерное время в поездах дальнего следования
Время, которое измеряет события нашей жизни, пластично, и оно редко когда совпадает с показаниями беспристрастных хронометров. Не будем касаться темы несоответствия временных скоростей в детстве и старости, лучше возьмём билет на пассажирский поезд и поедем куда-нибудь далеко-далеко, отняв тем самым у скупой судьбы несколько лишних дней, полных отрадных и неожиданных впечатлений.
А что? Разве время, проведённое в поезде, не кажется вам растянутым и тягучим? Мне, вот, – кажется. И лично я воспринимаю его в тройном или даже четверном размере, а чтобы не терять его зря, поудобнее устраиваюсь у окна в общем проходе или тамбуре, но так, чтобы не мешать остальным пассажирам и чтобы меня тоже никто не побеспокоил.
После выбора места я обычно определяюсь с системой координат. Можно выбрать динамическую шкалу дискретных временных впечатлений от близлежащего пространства со множеством мелких деталей и обилием происходящих событий, можно выбрать масштаб покрупнее, взяв за основу гораздо большую территорию, охватываемую как прямым, так и периферийным зрением. В конце концов, можно сосредоточить своё внимание на совсем удалённых объектах, преображённых обманками нашего сознания и холодными рефлексами неба. А лучше, минуя все преобразования Лоренца и Лапласа, скользить взглядом между ближним и дальним, подмечая всё интересное, что может происходить за окнами убегающего вдаль состава.
Не всё, что на мгновение предстаёт перед глазами, будет раскрыто и осмыслено правильно, но этого и не требуется. Подхваченное воображением, оно остаётся в памяти непосредственным впечатлением, расцвеченным романтическим светом Несбывшегося. Мерцающие ночными огнями притихшие полустанки, пустые платформы под ажурными стальными фермами, неровная полоска леса на горизонте или глинистые овраги, рыжими бороздами изрезавшие холмистую пустошь, – всё это заявляет о своей причастности к наблюдателю, вплетаясь узорными нитями в цветастый ковёр его незабываемых воспоминаний.