Порой я даже не могу припомнить, откуда мне так хорошо знакомы бесконечные хлебные поля с огоньками васильков по дорожным обочинам, бурные речушки под железными мостами или синие озёра посреди бескрайних равнин первозданной и свободной земли…

Да, на время неспособны воздействовать никакие внешние силы, но это не означает, что оно не может растягиваться или сжиматься. Ведь за несколько минут, отведённых на остановку поезда, удаётся наполниться массой новых впечатлений от посещения очередной станции и обогатиться прежде не видимым, не слышимым, не знаемым. Наверное, именно для этого зданиям вокзалов уделялось и уделяется такое большое значение. В них всегда присутствует местный колорит, и запечатлено всё лучшее, что следовало бы поведать гостям об этом неповторимом «genius loci».

Но уж если мы говорим о времени, то самое замечательное в нашем путешествии и желании расширить границы возможного даже не в полноте впечатлений, благодаря чему земные сутки превращаются чуть ли не в венерианские, а в том, что всё время, проведённое в дороге, становится нашим внутренним временем, не отягощённым межличностной или социальной коммуникацией. А для такого времени не существует приборов, способных его измерить. Обычно оно во много раз превосходит то, что показывают наши часы. Оно обусловлено исключительно нашей психологией и самоощущением, а они у разных людей разные. Особенно от такого погружения в себя выигрывают интроверты. Им, в первую очередь, надо привести в порядок текущие дела и купить билет на поезд куда-нибудь далеко-далеко. Если, конечно, имеется такое желание выторговать лишнее время у скупой судьбы. А этого, пожалуй, хотят все – экстраверты и интроверты.

…что есть красота

И почему её обожествляют люди?

Сосуд она, в котором пустота,

Или огонь, мерцающий в сосуде?

Н. Заболоцкий

Я никогда не делил людей по степени их внешней привлекательности. Хотя отдавал должное тем, кому случилось родиться красивым, признавая за ними бесспорный талант, поскольку красота – это такой же дар свыше, как музыкальная или художественная одарённость. А любой талант нужно воспринимать отдельно от человека, это просто некая самостоятельная данность, позволяющая миру становиться ещё интереснее, ещё насыщеннее, ещё ярче. Наличие таланта не делает человека ни лучше, ни хуже, тем более что любой дар даётся человеку напрокат, раскрываясь в полную силу лишь на каком-то определённом временном участке, а иногда и пропадает вовсе после нескольких лет неистового расцвета.

Впрочем, красоту не принято рассматривать в таком ракурсе, обычно её считают эстетической категорией, посвящая этому предмету художественные произведения, статьи и исследования, придавая, тем самым, культовое значение тому, что такого значения явно не заслуживает.

Ницше утверждал, что люди не равны. Он ссылался на справедливость, но справедливость как раз и состоит в равенстве людей, независимо от их внешней привлекательности, типа темперамента или наличия у них какого-либо природного дара. Все люди равны по причине своей принадлежности к разумной природе и наличия у них нравственного чувства, которое имманентно присуще любому воплощённому разуму.

Но ни разумная, ни нравственная человеческая ипостась не приемлет деления людей на красивых и некрасивых. Но и не отрицает наличия у людей такого таланта, как счастливая и замечательная наружность.

Оглядываясь на своё прошлое, я с удивлением не нахожу там событий, к которым некогда упорно стремился, о которых мечтал и делал всё, чтобы они когда-нибудь сумели осуществиться. Нет, что-то, конечно, сохранила моя память, только совсем не так, чтобы я вновь смог пережить те беспокойные моменты счастья. Зато снова и снова я могу мысленно прикасаться к тому, что было отмечено заботами или помыслами о других. Память легко возвращает меня к тем жизненным эпизодам, когда я имел возможность кому-то помочь или заступиться за того, кто нуждался в моей защите. Но то, что я когда-то принимал за свой успех и за своё воплощение мечты, рассыпалось на множество осколков, распалось на мельчайшие фрагменты почти несвязанных между собой впечатлений. И теперь в них уже невозможно определить какую-либо внятную иерархию и, тем более, собрать их все воедино. Хотя вполне может статься, что если всё это не уберегла моя память, то это и не стоило тех значений, которые я придавал этим событиям раньше, и действительно ценным для меня является не победный звон фанфар или пьянящая радость осуществлённых желаний, а что-нибудь совсем другое.