Макс уже машет бармену, а Ви шепчет мне на ухо:

– Расслабься. Сегодня ночь, когда всё можно.

Но когда я оглядываюсь через плечо, мне кажется, что в дальнем углу кто-то стоит.

И смотрит.

Братец Ви разошёлся не на шутку, уже не знаю, что одурманивает меня сильнее – три «маргариты» или его азарт провести эту ночь как последнюю, будто завтра упадёт метеорит и уничтожит всё живое. Толпа стекается ближе к стойке, мне так жаль бармена, еле поспевающего отдавать заказы. Почему он только один? Ещё и Макс терроризирует беднягу просьбами самому приготовить три убийственных коктейля для нашей компании.

– К чёрту, валяйте, делайте что хотите, пошло оно всё! – бармен не выдерживает, снимает форму и удаляется прочь. Разъярённая толпа негодует.

– Смена власти! – кричит Макс и ловко перепрыгивает стойку.

– Господи, может ли он хотя бы раз не быть в центре внимания? – причитает Ви и перелезает за ним.

– Эй, красотки! – парень хлопает ладонью по стойке и окидывает взглядом растерянных гостей. – Кто тут хочет выпить по-настоящему?

Ви уже роется в бутылках, наливает что-то в бокалы, смешивает, не глядя. Макс ловко жонглирует стопками, подбрасывает лайм в воздух – и режет его ножом на лету. Люди вокруг ликуют, а я стою как вкопанная, не понимая, что только что произошло. Откуда у этой парочки нужные навыки?

– Залезай! – Ви тянет меня за руку, её пальцы липкие от сиропа, а глаза горят азартом.

Я колеблюсь всего секунду – но алкоголь уже ударил в голову, а смех Ви и одобряющий взгляд Макса сметают последние сомнения. Цепляюсь за край стойки, чувствую, как кто-то подталкивает меня снизу, и вот – я уже наверху.

Гул толпы, вспышки света, десятки глаз, устремлённых на меня. И среди них – его взгляд. Тот самый, из темноты. Он стоит чуть в стороне, прислонившись к колонне, и курит. Дым стелется вокруг него, а глаза – тёмные, неотрывные – будто прожигают меня насквозь.

– Не пялься на него, работай! – Ви хлопает меня по бедру, сует в руки бутылку шампанского. – Держи!

Она взбирается рядом, её босые ноги уверенно стоят на глянцевой поверхности. Макс снизу подаёт бокалы, а она ловит их на лету, расставляя передо мной.

– Раз! – она встряхивает бутылку, и я повторяю за ней.

– Два! – пробки вылетают с громким хлопком, пена бьёт в потолок, а толпа взрывается восторгом.

И тогда Ви начинает танцевать. Стройное тело изгибается под ритм, будто у неё нет костей, только плавные, змеиные движения. Я пытаюсь повторять, чувствуя, как юбка задирается выше, как волосы прилипают к влажной шее.

– Давай же! – Ви кричит, и её голос тонет в музыке.

Я закрываю глаза – и отпускаю себя.

Руки вверх. Бёдра в такт. Шампанское льётся по запястьям, капает на стойку, на тех, кто тянется к нам снизу. Я смеюсь, и это уже не мой смех – это что-то дикое, освобождённое.

А когда открываю глаза – он всё ещё смотрит. Но теперь в его взгляде не только холод, там – интерес. И это опаснее, чем всё остальное.

Вечеринка длилась до самого рассвета, пока первые лучи солнца не просочились сквозь разбитые окна заброшенного завода, окрашивая бетонные стены в кроваво-алые тона. Мы выбрались наружу, едва держась на ногах от усталости и шампанского, но с каким-то странным, липким ощущением счастья под кожей.

– Поедем ко мне, – Ви лениво тянет слова, закуривая сигарету. Дым клубится в холодном утреннем воздухе, смешиваясь с паром от дыхания. – Займём кровать, а Макса выбросим на диван. Или в ванну. Или под кровать – зависит от степени его раздражительности.

Губы её растягиваются в хищной ухмылке, и я понимаю, что она не шутит. Макс, стоящий чуть поодаль, лишь фыркает, но не спорит – видимо, уже привык к её юмору.