После ужина Илья вышел на лоджию покурить. Автоматически прикинул: лоджия Ланы находилась на другой стороне дома, его увидеть девушка никак не могла. Конечно, существовал определенный риск, что любовница его «сфотографирует» снизу, прогуливаясь вечером по аллее парка. Однако в сумерках это было маловероятно.

Неожиданно взгляд зацепился за мужской силуэт, медленно фланирующий по асфальту вдоль аккуратно подстриженных тополей. Доктор не сразу понял, чем прохожий мог привлечь его внимание.

Куртка, джинсы, кроссовки, спортивная шапочка…

Может, походка?

Догадка явилась вместе с очередной затяжкой: на мужчине была точь-в-точь такая же стеганая импортная куртка с вельветовым воротником, которую доктор сегодня видел на Ваське-разведчике.

Но это было не главное. Стерхов вспомнил, на ком еще он видел такую же. Проходя в тот злополучный «взрывной» день по вестибюлю поликлиники, он боковым зрением зафиксировал, как недавно выскочивший из его кабинета Барсуков получал в гардеробе одежду, точнее, такую же стеганую куртку. Совпадало все: цвет, фасон, воротник, даже размер, кажется. Доктор готов был поклясться в этом!

Здесь была эпилепсия, где она?

Мечта любого участкового врача – пустой коридор: никто не кашляет, не чихает, не норовит проскочить без очереди… Можно расслабиться, перевести дух, сходить куда-нибудь, съесть конфету или, на худой конец, просто полюбезничать с медсестрой.

Илья решил возникшую в приеме паузу использовать для того, чтобы прояснить окончательно ситуацию с припадком Хохрина. А именно – сходить в отделение неврологии. Случай задевал его профессиональное самолюбие: никогда еще он так не ошибался в диагнозе.

Пару дней назад, когда взорвался джип с Барсуковым, он, в принципе, двигался тем же маршрутом, но сейчас следовало пройти несколько дальше. Путь лежал мимо физиотерапевтического отделения.

Кабинет доктора Лилии Феоктистовой был чуть приоткрыт, и Стерхов не упустил возможности туда заглянуть.

Каково же было его удивление, когда он разглядел на кушетке квадратную фигуру майора Тутынина. Все в той же папке, уже знакомой Стерхову, следователь старательно записывал показания заметно нервничающей Лилии. Илья решил им не мешать.

«Проговорится или нет? – стучало в его мозгу, когда он подходил к ординаторской неврологии. – В принципе, мне даже на руку, если майор узнает об истинной причине моего отсутствия в тот день. Как мужик мужика следователь должен меня понять».

Зайти на полчаса к симпатичному доктору – не преступление. Если же в это время кто-то умрет по причине того, что ты отсутствовал на рабочем месте, – это намного серьезней. Все остальное – из области моральных осуждений общественности. Илья Стерхов это как-нибудь переживет.

В ординаторской бородатый доктор Лева Лобанов стучал молоточком по белоснежным коленкам симпатичной пациентки со вздернутым носиком, которая предусмотрительно приподняла полы бежевого халатика. Коленки напомнили Илье наливные яблочки сорта Гренни, чуть кисловатые на вкус, которые он обычно рекомендует есть диабетикам, так как в них меньше всего сахара.

– Ой, – вскрикнула пациентка, мигом спрятав под халатиком коленки от глаз вошедшего доктора.

– Ну что вы, Алла Альбертовна, – посетовал Лобанов, незаметно подмигнув Стерхову. – Это доктор Илья Николаевич, мой коллега, его стесняться не нужно…

– Я, наверное, тогда пойду, – покраснев, промямлила Алла Альбертовна, которой бы Стерхов больше двадцати пяти при всем желании никак не дал.

– Да, конечно, ступайте, – заключил невролог, провожая взглядом миловидную пациентку, – я в истории все запишу, эпикриз подготовлю.