Неизвестно, сколько бы доктор мучился так, не разрушь однажды его сомнения коллега-уролог Глеб Сахацкий. Как-то в курилке он без церемоний задал Стерхову вопрос «в лоб»:

– Николаич, говорят, ты какой-то секрет знаешь, баб от фригидности излечиваешь. Мою жену не глянешь? То у нее голова болит, то на работе страшно устала, то завтра доклад готовить – короче, не дает уже вторую неделю!

Обалдевший и возмущенный от такой прямоты доктор начал докапываться – каким образом о его целительной способности могла сложиться подобная «слава». С трудом, но выяснил.

Несколько месяцев назад к нему на прием пожаловала весьма удрученная женщина бальзаковского возраста, признавшаяся под большим секретом в том, что нащупала у себя в животе раковую опухоль.

На бедняжку было больно смотреть: без косметики, простоволосая, с мешками под глазами – в общем, все признаки канцерофобии[1] угадывались без труда.

Женщина смирилась с мыслью, что ее дни сочтены.

Со всей внимательностью, на которую только был способен, Илья осмотрел пациентку и прощупал у нее в животе… нижний край опущенной почки. Объяснив и «разложив по полочкам» ее мнимую болезнь, направил напоследок к урологу.

Женщина вскоре преобразилась, воспрянула духом, расцвела.

По странному стечению обстоятельств, муж ее оказался таксистом. Проблема жены для него уложилась в примитивную схему: «до визита к доктору – ни-ни, после визита – чуть ли не каждую ночь». Через несколько дней о докторе-кудеснике знал весь город.

Разумеется, супруге таксиста в страшные дни неведения, пугающих догадок и подозрений было не до интима.

Когда Стерхов подъезжал к их с Зинаидой конспиративной квартире, которую от квартиры Ланы, его любовницы, отделяли каких-то два этажа, он подумал, что, возможно, с Васькой-разведчиком ему следовало себя вести иначе. Вдруг информация, которой тот собирался поделиться с доктором, заслуживала внимания!

Зря Илья пошел на принцип, дескать, я никакого отношения к взрыву джипа Барсукова не имею, поэтому не нуждаюсь ни в каких защитниках. Ведь еще неизвестно, как все закончится.

Тутынин явно копает под него, и неспроста он это дело начал. Значит, есть какой-то резон, просто доктор пока не видит его, поэтому и не чует опасности. Разве мало Илья читал детективов, когда опытные бандюганы, совершив черное дело, стрелки переводили на совершенно невинных людей. Простых лохов – будем вещи называть своими именами. И нередко эти самые лохи оказывались потом на скамье подсудимых.

Нельзя недооценивать действий майора!

Подходя к подъезду, Стерхов ощутил смутную нервозность. Вскоре понял, что панически боится столкнуться с женой и любовницей одновременно, скажем, в лифте. Он совершенно не знает, как себя при этом вести. Изобразить полное непонимание, дескать, девушки, вы меня с кем-то путаете – несусветная глупость!

Как и противоположный вариант: обнять лихо обеих за талии, промяукав при этом что-то типа «Привет, девчонки, куда собрались? Может, погулевоним?» – тоже не прокатывал, поскольку в девяносто девяти процентах случаев за подобную выходку мужики получали оплеухи как справа, так и слева, гарантированно теряя обеих женщин.

Демократично-голливудское решение пикантности, типа «О-ля-ля, будем жить втроем!», казалось Стерхову абсолютно неприемлемым. Это не Голливуд! Он отлично знал супругу, все это ей было несвойственно органически.

Подождав за углом, пока откроются дверцы лифта, и убедившись, что кабинка пуста, он быстро заскочил в нее, ругая себя за подобную «партизанщину» последними словами.

Однако делать нечего – он сам смоделировал сложившуюся ситуацию… Вернее, он моделировал другое, но сложилось то, что сложилось, и винить в этом, кроме себя, некого.