Первая кружка чая – сладкая, что бы восстановить силы, вторая, неспешная, после сигареты, для предупреждения жажды. Чаек из талой воды с брусничником хорошо чистит почки, печень, до темной желтизны на снегу. Попьешь с недельку – как слеза.

Бежит путик дальше. Старый царский тракт. Его не спутаешь ни с какой таежной дорогой. Местами уже не проезжий, но сторожат его строевые сосны и могучие лиственницы, ровесницы первопроходцев, а может быть и старше не на один десяток лет. От них веет силой, которая вливается, переполняет вас. Это еще одно необъяснимое чудо тайги. Лазишь по увалам, по сиверам, умаешься в конец. Ноги не тащат. Выйдешь на лесную дорогу, словно, второе дыхание просыпается. И чем старее дорога, чем старше деревья по обочинам, тем легче дышится, легче шагается.

Прибрасываю на ходу время так, что бы хватило Славке пробежать путик и вовремя вернуться к трассе. Версты две можно добавить и заскочить, опетлять еще одну рощицу. По чепуре – не по дороге. Солнце катится на запад быстрее чем поднималось. Назад возвращаемся в сумерках. Хорошо хоть волчье солнышко освещает дорогу. Она глянцево блестит под луной. Ноги выламываются в колее. Валенки не ичиги и Славка, поскользнувшись в очередной раз, падает на спину. Умаялся бедолага с непривычки. Склонился над ним.

– Ну что? Пристрелить тебя, что ли? Что б ты не мучился?

Раскинув руки, он задумчиво смотрит на Большую Медведицу и так же задумчиво отвечает.

– Стреляй. Будет у тебя две жены, две тещи, и две доченьки – капризули.

Спасибо. Вот такого счастья мне не надо. Ладно бы, жена да любовница. А две жены – это уже слишком. Про остальных и подумать страшно.

– Ладно. Живи. – Подаю ему руку и мы, скользя и запинаясь, бредем по ночной дороге. Впереди, за перевалом шарят по небу, по верхушкам тайги фары вахтовки. Успели.

Работа. Работа. Не всегда вырвешься в тайгу. А Славке, словно кто-то медом намазал ту дорогу, на которой он ухабы ребрами пересчитывал. Как выходной – в лес. Выпить с друзьями некогда. Да и какая пьянка? С похмелья в тайге никакого удовольствия от жизни, одна маята.

Весна пришла. Опять дачные заботы. Опять выпить некогда. Ладно потом наверстаем. Так день за днем откладывается, откладывается. А потом уже просто и неохота. Да еще зарплату Славке увеличили. Раньше, что? Получит и не знает; толи пропить, толи лотерейные билеты купить? Толк один, вернее бестолковщина. Стал получать прилично, призадумался – на что потратить. Купил машину. Стал деньги откладывать на учебу капризулям. Прав был Маркс; «Бытие определяет сознание». Дай человеку зарплату, что бы только на скотскую жизнь хватало; спину прикрыть, за нору заплатить, да утробу набить – будет жить как скотина. Сыт, в тепле, что еще надо. Дай больше – человеком себя почувствует, по-человечески жить начнет. Сидим на даче, морщим карасей в озере. Он планов громадьё строит, но нет-нет и вернется снова в разговоре к зиме. Что вот хорошо бы там еще загончик погонять, и надо бы в дворцы путик пробить, там зайца больше.

Пролетела еще одна зима. Чего не отнять у русского мужика, так это смекалки, умения освоить любое дело. Руки у Славки золотые. Все у него ладится. Стала жена мне его в пример приводить. Слава то, у Слава сё. Допекла. Порой жалею, что не добил его в подъезде, не пристрелил на лесной дороге. А может лучше ему свою супругу сбагрить. Пусть будет у него две жены, две тещи и две капризулечки – дочки. Вот тогда его из тайги, точно – и калачом не выманишь. Глупость конечно. Ворчит Моя ( с большой буквы) уверяя при этом; « У ворчливой жены муж дольше живет». Но никуда мы друг от друга не денемся. Это, как радикулит, от которого не умрешь, со временем с ним жить научишься. За то тайга все лечит, все правит! Вопрос. Где женам от нас лечиться?