Бандит Ноубл Солт Эми Хармон

Привет, дорогие читатели!

Вы держите в руках книгу редакции Trendbooks.

Наша команда создает книги, в которых сочетаются чистые эмоции, захватывающие сюжеты и высокое литературное качество.

Вам понравилась книга? Нам интересно ваше мнение!

Оставьте отзыв о прочитанном, мы любим читать ваши отзывы!

Text Copyright © 2024 by Amy Sutorius Harmon

Иллюстрация на обложке © Марина Перегуд

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2025

Книги – наш хлѣбъ

Наша миссия: «Мы создаём мир идей для счастья взрослых и детей»

В половине восьмого Огастес Туссейнт аккуратно развернул газету, как делал каждое утро, и разложил листы по порядку, от самого интересного раздела к самому неинтересному. Свежая типографская краска пахла так сильно, что у него разболелась голова. Он порезал палец о край газетной страницы, и выступившая капелька крови оставила следы у заголовков, которые он прочел первым делом, у колонки, посвященной состоянию рынка, – он просмотрел ее, как учил Ноубл, – и, наконец, в разделе некрологов. Смерть как таковая занимала его куда меньше, чем истории умерших. Люди его восхищали.

Он раскрыл раздел «Общество», который очень любил, хотя ни за что не признался бы в этом. Он был знаком с некоторыми из тех, кого здесь регулярно обсуждали, и оттого ему нравилось читать отзывы журналистов. В начале раздела он обнаружил восторженную рецензию на недавний концерт его матери в «Солтере». Маму привычно сравнивали с Дженни Линд, но критик отдавал предпочтение Джейн Туссейнт и ее «менее жеманному стилю».

Больше всего ему понравился такой абзац: «Много лет назад я слышал мисс Туссейнт в Карнеги-холле и нахожу, что с годами ее великолепный голос стал еще более незаурядным, однако наибольшее впечатление на меня произвела глубокая чувственность и музыкальная выразительность ее пения. Скромный соловей превратился в певицу высшей пробы. Песня “Ох, плачь же, плачь же” в исполнении Джейн Туссейнт тронула меня до слез».

Маме эта часть тоже понравится, хотя она и скажет, что никто не поет лучше, чем Дженни Линд.

Статья, от которой его сердце застыло в груди, была напечатана как раз под линией сгиба, на десятой странице. Не на первой полосе. И даже не на второй. Она целиком поместилась бы у него на ладони. В первый раз просматривая газету, он вообще ее пропустил: обычно он заглядывал сюда, в конец, лишь напоследок. Заголовок, набранный крупным шрифтом, гласил:

В ХОДЕ ПЕРЕСТРЕЛКИ

В БОЛИВИИ ПОГИБЛИ АМЕРИКАНСКИЕ БАНДИТЫ.

Его взгляд лихорадочно поскакал по строчкам, в отчаянном неверии выхватывая отдельные слова, и он с трудом заставил себя прочесть все, от начала и до конца.

Сан-Висенте. Представители боливийских властей в районе города Сан-Висенте сообщают, что 6 ноября 1908 года вступили в перестрелку с двумя мужчинами, предположительно знаменитыми бандитами Бутчем Кэссиди (настоящее имя – Роберт Лерой Паркер) и Гарри Алонсо Лонгбау по прозвищу Сандэнс-Кид.

Преступников считают виновными в вооруженном ограблении курьера, доставлявшего зарплату сотрудникам горнодобывающего предприятия, поскольку их заметили верхом на муле курьера. Местные власти связались с расквартированным поблизости кавалерийским отрядом. Кавалеристы быстро прибыли на место и окружили глинобитную хижину, где скрывались бандиты. Последовала затяжная перестрелка, по окончании которой представители властей несколько раз призывали преступников сдаться, но не получили ответа, а когда вошли в хижину, оба мужчины уже были мертвы.

Лонгбау получил несколько пулевых ранений в руки и одно в голову. Кэссиди был найден в соседней комнате, он погиб от выстрела в висок и сжимал в руке револьвер. Власти предполагают, что он покончил с собой.

Национальное детективное агентство Пинкертона[1] много лет выслеживало преступников, которых обвиняют в многочисленных ограблениях банков и поездов на американском Западе.

Недавно агенты Пинкертона получили наводку из Боливии и распространили там фотографии американских бандитов. Власти этой страны уверены, что им удалось предать правосудию двух вооруженных и опасных преступников. Руководитель детективного агентства Роберт Пинкертон заявил по этому поводу: «Кэссиди оставался самым хитрым и отчаянным бандитом нашего времени, и я рад, что теперь его беззакониям пришел конец. Это были дурные люди. Они не были героями. Они грабили, запугивали и убивали, и потому после их гибели жизнь в нашей стране и в мире станет лучше и безопаснее. Их не будут оплакивать».

Огастес поднялся и, скомкав газету, прижал ее к груди, чтобы снова не читать эти строки. Отодвинутый стул с грохотом упал. Огастес шагнул в сторону от стола, но перед глазами поплыли темные пятна, и он, оступившись, упал на колени. Нужно спрятать статью, пока мама не увидела. Он сожжет газету, и она никогда ни о чем не узнает. Или… хотя бы не узнает сегодня.

– Огастес? – окликнула мать из-за двери. – Ты не поранился?

Он утер нос рукавом и смахнул слезы, мешавшие ясно видеть, но на их место тут же набежали новые. Он поднялся, кинулся к печке, трясущимися руками открыл дверцу и сунул газету в огонь.

Их будут оплакивать. По ним будут скорбеть.

– Огастес?

В мамином голосе слышалась тревога, но он не мог ее успокоить. Он мог лишь смотреть, как огонь пожирает газету, и мечтать, чтобы часы снова показывали лишь половину восьмого утра.

Ты знаешь, кто я?

Лучше забудь обо мне,

Я вне закона.

Утром в четверг к Орландо Пауэрсу явился нежданный посетитель. Пауэрс сидел в своем кабинете в Солт-Лейк-Сити у окна, из которого открывался вид на мормонский храм в центре города. Его усердный помощник Уэстон Вудрафф только что ушел по делам, и судья был один. Едва пробило десять, но по-летнему назойливая жара уже вынудила его снять пиджак и расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки.

Он услышал, как распахнулась входная дверь и кто-то вошел в приемную, но дверь его кабинета была закрыта, и он решил притвориться, что его нет. Посетителей он не ждал и собирался готовиться к суду, назначенному на после обеда.

Входную дверь притворили и заперли изнутри на засов, и Орландо, вдруг покрывшись испариной, в испуге вскочил. Он сорвал с крючка свой пиджак и непослушными пальцами застегнул пуговицу на рубашке. Большинство его клиентов никакой опасности не представляли, но все же порой ему приходилось работать с отъявленными негодяями.

– Мистер Пауэрс? Уделите мне минуту? – послышалось из-за двери. В голосе говорившего не было и тени сомнения в том, что Пауэрс у себя.

Набрав побольше воздуха в легкие и не выпуская из рук заряженного пистолета, Пауэрс предложил незваному гостю войти. Конечно, времена менялись, но Запад по-прежнему оставался диким.

Позже Орландо придет к выводу, что бандит наблюдал за зданием, ожидая возможности проскользнуть внутрь незамеченным, явиться без доклада. И все же выглядел он безупречно. На нем был дорогой серый летний костюм и темная шляпа, на красивом лице – ни пылинки, ни капельки пота. Даже если он долго ждал на улице, по нему этого не было видно. Судья вдруг резко дернулся, словно очнувшись: он понял, кто перед ним.

– Вы знаете, кто я, мистер Пауэрс?

В вопросе не слышалось ни угрозы, ни высокомерия. Судья почувствовал, что посетитель не хотел называть своего имени, если только это возможно.

– Вы Бутч Кэссиди?

Орландо видел циркуляр, висевший во всех городских учреждениях, – агентство Пинкертона разослало его по стране. Хотя они прежде и не встречались, судья представлял интересы нескольких соратников Кэссиди, и все они утверждали, что их счета оплачивает человек, стоявший теперь перед ним.

Орландо махнул рукой на стул по другую сторону от своего письменного стола, и мужчина, так и не ответив на его вопрос, снял шляпу. Зачесанные назад пряди лежали волосок к волоску, но были чересчур длинными и выгоревшими на солнце: сразу ясно, что он не предприниматель и не состоятельный бездельник. Но щеки у него были чисто выбриты, а ногти аккуратно подстрижены. Он явно готовился к этой встрече, и Пауэрс на мгновение задумался о том, где он мог остановиться. Солт-Лейк-Сити кишел доносчиками и лицемерами.

– Слышал, вас выбрали судьей, – сказал Кэссиди.

– Так и есть. Я принял присягу месяц назад.

– Значит, вы больше не берете дела?

– У меня есть сотрудник, который помогает, если возникает конфликт интересов. Но все мои старые дела и клиенты остались при мне. Я по-прежнему адвокат.

– Возможно, я захочу вас нанять, – сказал Кэссиди. Он так и не сел.

– Для чего?

Пауэрс пока не собирался ни на что соглашаться.

– Не узнаю, пока мы не поговорим. Но это займет не больше получаса. У вас есть время, мистер Пауэрс?

– Есть.

Кэссиди вытащил из бумажника пять долларов:

– Этого хватит, чтобы беседа осталась между нами?

– Хватит.

– Мне нужно что-нибудь подписать?

– Мы просто беседуем.

– С глазу на глаз.

– Именно так, – подтвердил Пауэрс.

Бандит сел, и судья наконец снял палец с курка.

Кэссиди не ходил вокруг да около и не тратил времени на досужие разговоры. Казалось, он заранее обдумал, что скажет, и сразу кратко изложил суть дела:

– Я хочу сдаться.

Пауэрс почувствовал, как рот у него раскрылся. Кэссиди выждал, пока он совладал с собой, и не стал ничего прибавлять к своему ошеломляющему заявлению. Пояснять свои слова он не спешил.