– Дело я не брошу. И освобожу Вана. Это я сделаю, но потом пусть сам решает, по какой дорожке ему идти дальше.

– Вы здорово помогли Мэтту Уорнеру, – продолжал Кэссиди, кивнув судье. – Спасибо.

– Мэтт Уорнер – подонок, дурной, никчемный человечишка, способный только колотить собственную жену. И Ван ничем не лучше. Я представлял его интересы на совесть лишь потому, что вы мне заплатили. Но он заслужил свое наказание. А вам я советую держаться подальше и от него, и от таких, как он.

– Я такой же, как он.

– Нет, мистер Кэссиди. Я так не думаю. Но, как я уже сказал, это не имеет значения. Если власти вас сцапают, то расправятся с вами и не станут разбираться, заслужили вы наказание или нет.

– Вы могли согласиться, взять деньги и стать моим адвокатом. А если бы ничего не вышло, с вас и взятки гладки. Почему вы так не поступили?

– Я сказал вам, как все будет. Сказал так прямо, как только мог. Я адвокат и стараюсь не быть лжецом.

Бутч Кэссиди улыбнулся этим словам, вновь застав Пауэрса врасплох:

– А я бандит и стараюсь не быть мошенником.

– Мы оба ходим по очень тонкому льду.

– Да, сэр. И мне нравится, что вы прямо об этом сказали. – Кэссиди с минуту посидел молча, будто обдумывал услышанное, стараясь смириться, а потом поднял глаза на Пауэрса. – Что ж, значит, я не стану сдаваться.

– Думаю, так будет лучше для всех. – Адвокат подтолкнул к Кэссиди его книжечку, и тот убрал ее обратно в карман.

– Вы никому не скажете, что я был у вас? – спросил бандит тем же мягким тоном.

– Я никому не скажу, что вы ко мне приходили, – подтвердил судья. – Вы щедро платили мне за дело Уорнера и за других ваших людей. Вы явились сюда с благими намерениями, и потому, как ваш адвокат, пусть даже временный, я обязуюсь соблюсти конфиденциальность.

Кэссиди долго глядел на него, будто оценивая, насколько правдивы его слова, и Орландо Пауэрс с трудом сдержался, чтобы не поежиться. О Кэссиди говорили, что он умен и у него сильный характер, что он планирует каждый налет в мельчайших подробностях, но судью изумило тихое благородство его натуры. Кэссиди вовсе не был простым, широколицым и добродушным деревенским парнишкой с девятью жизнями, каким его частенько изображали.

– Будь вы на моем месте… что бы вы сделали, мистер Пауэрс?

– У вас много денег?

– У меня много денег. Но я хотел бы иметь еще больше.

– Будь я на вашем месте, я бы уехал. Как можно дальше. Посмотрел бы мир. Стряхнул бы с плеч пыль Дикого Запада. Если долго жить среди негодяев, рано или поздно сам станешь негодяем, и неважно, как часто ты при этом цитируешь Писание и сколько добра творишь. Вы слишком давно живете среди негодяев, мистер Кэссиди, и вам придется за это заплатить. Уезжайте и не возвращайтесь. И не грабьте больше банки и поезда.

Еще пару мучительных мгновений Бутч Кэссиди молча глядел на него, а потом медленно проговорил:

– Есть еще кое-что.

– Что же?

– Со мной хочет встретиться мистер Гарриман. Хочет предложить мне работу – охранять его поезда. Он сообщил об этом через моего друга, адвоката по имени Даг Престон. Престон защищал меня в Вайоминге и знает, что я хочу выйти из игры.

– Гарриман? – ахнул Пауэрс. – Отчего вы мне сразу не сказали?

– Я решил, что это вещи, никак не связанные. Я узнал ваше мнение по первому вопросу. Теперь хочу узнать по второму.

Орландо Пауэрс откинулся на спинку кресла и, сплетя пальцы, подпер ими не желавший закрываться рот. Он не знал, что делать с этим новым фактом. Эдвард Гарриман, железнодорожный магнат из Нью-Йорка, владел «Объединенной Тихоокеанской железной дорогой» и «Южной Тихоокеанской железной дорогой»: ему принадлежали все железнодорожные ветки на Западе, и в верхах уже поговаривали, что пора покончить с его монополией.