Анна Михайловна.

Образ её пронёсся сквозь разум, как птица над водой. Где ты теперь, мама? Что случилось с тобой на том вылете?..

Штурвал засиял. Не внезапно – нет. Он медленно начал испускать мягкий свет, как очнувшийся вулкан времени.

Воздух в комнате изменился. Стал плотным, почти вязким, как перед грозой. Пространство дрогнуло. Всё стало зыбким, будто под слоем воды.

Она сделала шаг.

– Время, откройся.

Синий свет поглотил её. Комната исчезла. Остался только вихрь. И ощущение полёта – не вверх и не вниз, а сквозь.

История раскрывалась перед ней не как книга, а как поле боя. Пелена веков спадала, обнажая пульс эпохи. Где-то далеко гремели барабаны, лязгали пики, раздавался топот конницы. А впереди, в дымке приближающегося дня, её ждал человек с тяжёлым взглядом, изломанной судьбой и мечтой, которую она одна могла спасти.

Полтава ждала.

Парадоксальная волна – тёплый холод – обволокла Валерию, вышибая воздух из лёгких. Пространство сжалось, разорвалось, а потом земля под ногами ударила – плотная, тяжёлая, настоящая. Тишина. Лишь шелест осеннего ветра в ушах, пахнущего дымом, прелью и далёкой водой.

Она открыла глаза. XXI век исчез. Перед ней, под низким небом, дышал Воронеж столетия прошлого. Деревянные избы с почерневшими стенами. Телеги, вязнущие в грязи. Люди в кафтанах и сарафанах, с лицами, в которых светился вековой опыт. Воздух гудел от жизни: скрип телег, собачий лай, далёкий топор. Здесь пахло стружкой, дегтем, хлебом и потом.

Переодевшись в простое платье, с сумкой за плечами, она влилась в эту жизнь, как в реку. Невидимая. Не чужая, но не своя. Камуфляж работал.

Но внутри всё звенело тревогой. Пётр далеко – под Полтавой, в другом веке. А здесь – тысячи вёрст до него. Леса, тракты, опасности, время.

Гостиница "У Якоря" – тесный чулан с топчаном, тазом, крюком для свечи. Еда груба, но сытна. Каша, сало, квас. Старик-хозяин Аким взял плату молча. Но на вопрос о дорогах хмуро ответил:

– Нынче путники не доходят. То мост снесло, то обоз пропал. Люди исчезают. Говорят, нечисть. Берегися, матушка.

Слова его были просты, но в них сквозила правда. Путь был битвой.

На рынке Валерия купила сушёное мясо, мёд, овёс, сушёные ягоды, травы. На постоялом дворе нашла кобылу – гнедую, с острым взглядом. Ирта. Неказистая, но крепкая. – Норовиста, – сказал конюх. – Не всякому дастся. – Справимся, – ответила Валерия.

Старуха-знахарка в лавке выдала бинты, кору ивы, масло пихтовое. – Простыла? – буркнула. – Что-то вроде того, – уклонилась Валерия. В её рюкзаке скрывались антибиотики, солнечные панели и арбалет.

По ночам она прятала батареи на подоконнике. Днём читала карты, сводки, сверяла себя со временем. Утром бегала по берегу, метала болты, скакала на Ирте. Становилась частью времени.

И однажды, в сумерках, в овраге, на тропе – трое. Тени. Цепь. Нож. Жадные глаза.

– Куда одна? —

Она не ответила. Рука в кармане. Капсула. Щелчок. Вспышка. Один закашлялся и упал. Другие отпрянули.

– Ведьма?.. —

Она стояла прямо.

– В следующий раз не стану щадить.

Они исчезли. Она осталась.

Позже – хутор. Усадьба Кавелина. Дом с книгами, чернилами. Молодёжь. Студенты. Город будущего.

– А вы кто такая, что чертежи понимаете? Архитектор?

– Консультант… по будущему, – с тенью улыбки.

Они не понимали, но слушали. Она видела в их запале – мечту. Надежду. Энергию мира, который только вылупляется.

Ночью, в темноте, она записывала всё. Песни, рецепты, схемы. Бумага хранила время. Бумага не садится.

Каждое утро дорога становилась трудней. Но внутренняя тишина росла. Уверенность. Правильность пути.