Когда двери автобуса мягко, почти бесшумно закрылись, отсекая тёплый свет салона от вечного сумрака Города, внутри оказалось не более полутора десятков душ. Все такие разные, почти незнакомые друг с другом, объединённые лишь этим внезапным, почти безумным решением, этим отчаянным прыжком в неизвестность. Они сидели на удивление удобных, мягких сиденьях, которые, казалось, сами принимали форму тела, даря неожиданный комфорт и покой, и молча, каждый думая о своём, смотрели в большие, чистые окна.

Автобус тронулся с места так плавно, так незаметно, что никто и не почувствовал толчка. Он не тарахтел, не дымил, не сотрясал мостовую, как можно было бы ожидать от любого транспортного средства, осмелившегося появиться на улицах их Города. Нет, он словно плыл, как безмолвный корабль, по серым, застывшим волнам улиц, и тусклые, немощные фонари за окном провожали его своими печальными, полными невысказанного укора взглядами.

Внутри автобуса царила тишина. Но это была не та гнетущая, давящая тишина, к которой все так привыкли в своих домах, а какая-то иная – спокойная, умиротворяющая, полная скрытого ожидания. Мягкий, золотистый свет, лившийся от небольших плафонов на потолке, окутывал пассажиров тёплым, ласковым коконом, и в этом свете их лица, ещё недавно такие серые и утомлённые, неуловимо менялись, приобретая какие-то новые, почти забытые черты. У кого-то на щеках проступил лёгкий, едва заметный румянец, у кого-то в глазах затеплилась робкая искорка надежды.

Алёша сидел у самого окна, прижавшись к прохладному стеклу горячим лбом. Он ожидал, что как только они покинут пределы Города, за окном сразу же откроется что-то невероятное, сказочное. Но автобус всё ехал и ехал, а пейзаж за окном почти не менялся. Всё те же приземистые, унылые дома, всё те же редкие, чахлые деревца с облетевшей листвой, всё та же непроглядная серая дымка. Только становилось всё пустыннее, всё безлюднее.

– А мы… мы точно едем в правильном направлении? – нерешительно, почти шёпотом спросил Тихон, тот самый, что всего на свете боялся. Голос его дрожал, как осенний лист на ветру.

Водитель, не оборачиваясь, всё так же глядя на дорогу, которой, казалось, и не было вовсе, ответил спокойно и уверенно, и в голосе его слышалась такая незыблемая убеждённость, что даже самые робкие сердца невольно успокаивались:

– Мы всегда едем в правильном направлении, друг мой, если выбрали путь к Свету. Иногда дорога может показаться до боли знакомой или даже скучной и однообразной, но это лишь поначалу, пока глаза души не привыкнут различать истинное. Главное – не сворачивать с избранного пути и не терять веры в Того, Кто ведёт.

Филипп Филиппович, господин с портфелем, уже начал проявлять признаки беспокойства, свойственного его деятельной натуре. Он извлёк из недр своего объёмистого портфеля пухлый блокнот и остро отточенный карандаш и попытался было составить некое подобие расписания движения или хотя бы приблизительную карту предполагаемого маршрута, но очень скоро понял всю тщетность своих усилий. За окном не было никаких привычных указателей, никаких знакомых ориентиров, ничего, за что мог бы уцепиться его привыкший к точности и порядку ум.

– Простите великодушно, – обратился он к Водителю, стараясь придать своему голосу как можно больше официальности, – не будете ли вы так любезны сообщить нам, так сказать, промежуточные пункты нашего следования? И, если возможно, предполагаемое время прибытия в конечный пункт назначения? Я, как вы понимаете, должен всё это должным образом запротоколировать для отчётности.