***

Водохранилище, несмотря на жару, оказалось почти ледяным, и ноги быстро теряли чувствительность, отчего навернуться на скользком иле было легче легкого. Противная, творожистая масса обнимала ноги по самые щиколотки, а на края шорт липла ряска – водохранилище к концу августа зацвело до болотной зелени. Брезгливо приподнимая руки с сандалиями повыше, Валик осторожно ступал след в след за Стрижаком. В голове одна за другой проплывали картинки – как голую пятку прокалывает насквозь ржавый гвоздь или разрезает стопу разбитая бутылка. В глубине души он даже надеялся, что сейчас напорется на какую-нибудь железяку, раскроит себе ногу, и их план ограбления сорвется, но, как назло, попадались лишь коряги и водоросли. С тающей надеждой получить гвоздь в ногу или на худой конец поскользнуться и нахлебаться зеленой водицы с комариными личинками, Валик спросил:

– А здесь п-пиявки не водятся?

– Не. Здесь машин много, грязно слишком. – отозвался Кит.

–Ты че, эксперт по пиявкам?

– Так дядька с теткой все сокрушались, мол, водохранилище замусорено, и ни одной пиявочки завалящей не сыщешь. Они у меня это, по ги-ру-дотерапии угорают, – случайно услышанное слово Кит произнес по слогам.

– У тебя дядька что, Дуремар?

– Сам ты Дуремар! – обиделся Кит.

– Тихо! Пришли почти! – шикнул Стрижак.

Вот они миновали крону почти тонущего в водохранилище вяза, и перед ними предстал особняк Мысина. Пацаны, конечно же, вживую ни одного особняка не видели, но именно это слово им пришло на ум. Обособленная со всех сторон высоченным забором из деревянных панелей, эта двухэтажная громадина с панорамными окнами, делавшими весь первый этаж похожим на аквариум, и башенкой – явно хозяйского кабинета – посреди трехскатной крыши, окруженная почти кислотно-синими туями смотрелась в их поселке чужеродно, как космический корабль. Такие дома можно было увидеть разве что в американских фильмах, про неправдоподобно счастливую жизнь – с бассейном, золотистым ретривером на лужайке, чирлидершами в коротких юбках и обязательно первой машиной в шестнадцать. Оставив за спиной застывших с раскрытыми ртами Кита и Валика, Стрижак удовлетворенно хмыкнул и зашагал по белоснежной – явно привозной – гальке в сторону дома.

– Ну, а я че говорил? Не обеднеет он с одной бутылки…

Отойдя от шока, друзья прошли следом. Беспардонно продравшись через идеально постриженные туи, Стрижак легко перемахнул на веранду и принялся осматривать оконные панели. Наконец воскликнул:

– Есть!

Извлек из кармана длинную металлическую линейку, которая наудачу нашлась у Валика дома – мама собрала ему с собой все школьные принадлежности и наказала готовиться к новому учебному году, так что минимум один день в неделю он корпел над учебниками следующего, девятого класса: шел на золотую медаль. Стрижак втиснул краешек линейки между оконной рамой и косяком и принялся расшатывать. Через минуту бесплодных попыток пропыхтел:

– Чего-то не…

– Мож ну его, а, п-пацаны? – озираясь, предложил Валик. Он не мог отделаться от ощущения, что там, в глубине затемненных, как очки от солнца, панорамных окон кто-то пристально наблюдает за ними.

– Реально, Андрюх, ссыкотно…

– Да щас все…

Раздался треск, кусочек выкрашенного под дерево пластика отскочил, и оконная рама отъехала в сторону.

– Сезам, откройся! – торжественно провозгласил Стрижак. По-клоунски поклонился, кивнул в сторону дома. – Прошу!

И, вопреки приглашению, по-хозяйски прошлепал голыми ногами внутрь первым, оставляя мокрые следы. Махнул рукой – просохнет.

Пока Валик оглядывал до оторопи шикарный интерьер «особняка», Стрижак уже шмыгнул на кухню к циклопическому двухкамерному холодильнику. Цапнул из морозилки стаканчик мороженого и жадно откусил едва ли не половину; схватился за лоб, когда перегруженный тройничный нерв наполнил лоб лидокаиновой немотой.