– Ты че, Валян?

– Еще раз! Мы! Не! Полезем! К Мысину!

– Да ты че, зассал? – разочарованно протянул Стрижак.

– Не зассал. Но к Мысину мы не п-пойдем.

– Да с хера ли? Как за клубникой к Дорофеевне лазить – это запросто. Не стыдно?

– За что с-стыдно? – удивился Валик.

– Да за то! Полуслепую пенсионерку мы не боимся, нет. А этот буржуй здесь расселся, кровь из всех сосет, раздулся уже как пиявка, лопнет скоро, а ты нюни распустил – «не полезем, не полезем!»

– Вообще-то, он моей тетке помог септик поставить, когда ее рабочие на бабки кинули и свалили, – возразил Кит.

– Ага. И почем?

– Да не почем. Бесплатно.

– А чего вы думаете, он такой добренький, а? – не сдавался Стрижак. – Зачем он всем помогает? Как думаете? Не доходит?

Кит с Валиком переглянулись. Куда клонит Стрижак они пока не соображали.

– Да затем же, зачем бандосы церквей понастроили. Говна у него за душой много. Вот и замаливает. Вы его вблизи видели? Нет? А я видел. У него через весь череп шрам. И рука левая вся как доска кухонная. Сечете? Думаете, он такую домину отгрохал, пока слесарем пахал, как мой батя? Хер там! Я их за милю чую. Бандос он бывший. А может и не бывший.

– И че? – Валик не совсем понимал, куда клонит их негласный лидер. – Хочешь, чтобы он т-тебе п-потом глаз на жопу натянул?

– Справедливости я хочу. Потому что пока этот на джипе рассекает и блядей трахает, мы вон – на Любку через забор пялимся. Ничего. Не обеднеет он с одной бутылки. Ты послушай…

– Нет, – мотнул головой Валик. – Воровать я не п-пойду.

– А клубнику, значит, можно воровать?

– Да чего т-ты доебался со своей клубникой, как п-п-пьяный до радио! Мы совсем мелкие были, и вообще… Кит, ну т-ты ему скажи!

Кит задумчиво ковырял носком сандалии землю. За потным лбом шла напряженная работа мысли. Наконец, он изрек:

– А Любчик точно того… дает?

– Да сто пудов, я тебе зуб даю! – Стрижак сопроводил свою гарантию подсмотренным где-то жестом – цокнул ногтем большого пальца по верхнему резцу.

– Ну тогда…

– Да т-ты че, Некит! А если он реально бандос? И найдут нас п-потом в этом овраге по частям! – возразил Валик.

– Хорош ссать! У него этих бутылок – как на винзаводе. Одну возьмем – никто не заметит. Сам подумай, – горячо затараторил Стрижак, – Он сейчас уехал, а вернется, может, только на выходных. В понедельник нам в школу. Тебя мамка когда забирает?

– В субботу.

– Вот. И у нас в субботу билет на поезд. Кит, ты?

– За мной в пятницу родоки приедут.

– Вот! Он когда вернется – мы уже километров за пятьдесят будем. А даже если он что-то заметит – хер он через год что вспомнит. А вот нам будет что вспомнить. Видал, какие у нее сиськи?

Валик непроизвольно сглотнул – груди Любки до сих пор стояли перед глазами.

– Вот. Прикинь, ты в школу не целкой вернешься, а нормальным пацаном. И ты, Некит.

– А ты, можно подумать, не целка! – ядовито заметил тот.

– Целка-не-целка, какая разница! Это последние дни лета! Хотите в восьмом классе последними девственниками остаться? А тут реальная маза есть. И все, что нужно – тиснуть бутыль у толстосума, который их даже не пьет. Ну?

Валик перевел взгляд со Стрижака на Кита и обратно. В глазах обоих масляно плескались бурлящие в растущем организме гормоны. У толстяка лицо даже пятнами пошло от таких перспектив. Стрижак, тоже возбужденный, нетерпеливо дергал коленом. Да и сам Валик, честно признаться, не мог изгнать из головы мысли о том, куда ведет Любкина «блядская дорожка». Переборов гаденькое сосущее ощущение под диафрагмой, он совсем по-взрослому сплюнул под ноги и подытожил:

– Хер с вами. В-в-выставим Мысина.

– Вот это по-нашему! – одобрительно крякнул Стрижак и хлопнул тощего Валика по плечу, отчего тот покачнулся, подобно молодому деревцу под напором ветра. Сосущее ощущение под ребрами только усилилось.