– Она борется, – отрезала Шион. – Горячее полотенце. Воду. Закрыть двери. Все. Немедленно.

Но тишина уже разносила панику.

Лирхт вошёл не бегом – рывком.

Он не спрашивал, что случилось.

Он знал. Всё в комнате уже кричало.

Запах крови висел в воздухе, как дым.

Паулин стонала. Не как женщина. Как кто-то, кого вырезают изнутри.

Глаза были приоткрыты, но не видели.

Кто? – спросил Лирхт.

– Ягоды, скорее всего. Или масло. Что-то впиталось. Медленно, – прошептала Шион. – Это не яд. Это… проталкивание.

– Её вынудили родить, – сказал кто-то.

– Рано, – добавил кто-то ещё.

– Неважно, – Лирхт уже стоял рядом. – Она не сдастся.

Он взял её руку. Она была липкая. Мёрзлая. Пульс – как отдалённый марш. Едва.

– Держись. Не сейчас. Ты всё прошла, – сказал он, наклоняясь ближе. – Сейчас – не сдавай.

Она не ответила.

Зато тело начало сжиматься. Волна. Вторая. Третья.

Шион кричала. Ткани! Свет! Воздух!

Кто-то падал в обморок. Кто-то молился. Кто-то сбежал.

И потом – крик. Маленький. Визгливый. Живой.

Родилась девочка.

Вся в крови. Синюшная. Слишком маленькая.

Но – кричала.

Как будто вызвала себя сама.

Лирхт взял её. Завернул. Прижал к себе. Не как отец. Как виновник.

Шион смотрела на него. На неё.

И в этот момент Паулин открыла глаза.

Медленно. С трудом.

Но взгляд был уже живой.

– Если ты сейчас уйдёшь… – прошептал Лирхт, не глядя на неё. – Я не прощу.

Молчание.

Потом – её голос. Сухой, как пыль:

Сдохни.

И потеряла сознание.

Она не умерла.

Но сутки не приходила в себя.

Девочка кричала редко. Смотрела – всегда.

Шион не отходила от ложа. Лирхт – от окна.

И каждый раз, когда он держал ребёнка на руках, он чувствовал не тепло.

А наследство.

И оно дышало – глубже, чем любая клятва.

Подземный зал. Каменный. Без окон. Только факелы и стража, которая не носит гербов.

Их было шестеро. Ни одного имени. Только маски. Разные – железо, дерево, шёлк, мрамор, чёрное стекло.

Они стояли вокруг круглого стола. На нём – ничего. Только карта. И один алый камень, положенный поверх герба Ленц.

– План провалился, – сказал тот, кто в железе. – Девочка родилась. Жива.

– Это невозможно, – отозвался голос из стекла. – Яд был проверен. Всё должно было сработать.

– Она выжила. И дитя выжило. Значит, теперь у нас проблема не с ней. А с её потомком.

Пауза.

– Что с отцом? – спросила женщина в маске из мрамора.

Лирхт? Молчит. Держит ребёнка при себе. Больше никому не доверяет.

– Разумеется. Он был при родах. Он видел, как из крови выходит власть. И теперь он будет стоять, пока не сломается.

– Или пока мы не сломаем.

Тишина. Факел треснул.

– У нас есть время, – сказала женщина в маске из шёлка. – Ребёнок ещё слаб.

Паулин – на грани. Если давить мягко, незаметно – можно всё исправить. Без шума.

– Нет, – отрезал тот, что в железе. – Они почувствуют. Эта семья на слух реагирует лучше, чем мы думаем.

Он положил второй камень – чёрный – на герб Альвескардов.

– Нужно выбрать сторону. До того, как выберут за нас.

Комната была тёмной. Только свеча.

Паулин сидела на краю кровати – прямая, бледная, вся в свежих швах и злости. На плечах – всё ещё светились золотые линии. Те самые. Печать.

Лирхт стоял у окна. Немой. Упрямый. Как будто дождался.

– Это всё из-за тебя, – сказала она. Хрипло. – Из-за твоей магии. Из-за этих… кандалов. Я была в ловушке. Ты держал меня, когда я должна была быть свободной. Ты не удержал меня. Ты сломал.

Он медленно обернулся.

В глазах – усталость, но ни капли вины.

– Ты была неконтролируемой. Я поставил границы.

Ты поставил метку, – прошипела она. – Я чуть не умерла. Она могла умереть. А ты… ты стоял и молчал.