– Ты – моя, – выдохнул он, и голос его был шершавым, низким.

Она не ответила. Только выгнулась навстречу.

Это было похоже на то, чего они ждали всю жизнь.

Ночь в особняке Бернсайд выдалась тревожно тихой. Шион стояла у окна, завёрнутая в шаль из чёрного шёлка, и всматривалась в огни далёкой дороги. Её руки были сцеплены за спиной, а губы плотно сжаты. За спиной раздался лёгкий стук.

– Войдите, – произнесла она, не оборачиваясь.

Дверь открылась. Один из слуг склонился в поклоне, подавая письмо на подносе. Рядом – продолговатая коробка, перевязанная алой лентой.

– Кто принёс это? – Шион не взяла письмо, не глядя на него.

– Безымянный гонец. От имени дома Альвескардов.

Шион резко обернулась. Лицо оставалось холодным, но глаза сузились. Она жестом отпустила слугу, поднесла письмо к свету и разорвала печать.

На плотной бумаге – всего одна строка: "Вы просили вернуть – мы вернули."

Шион перевела взгляд на коробку. Медленно, будто опасаясь, развязала ленту. Внутри – свернувшееся окровавленное тело. Узнать его можно было только по кольцу на пальце. Вивьен. Или то, что от неё осталось.

На дне – простыня. Запёкшаяся кровь. И маленькая карточка:

"И пусть это будет уроком тем, кто шпионит – и тем, кто играет в чужие игры."

Пальцы Шион сжались. Лицо её оставалось каменным, но шея напряглась, будто в ней проходила стальная пружина. Несколько секунд она стояла, не двигаясь. Затем медленно повернулась к камину и швырнула письмо в огонь.

Пламя вспыхнуло мгновенно.

– Собирайте карету, – бросила она. – Я еду в Унтерштайн. Сама.

За её спиной слуга склонился в молчаливом ужасе.

Шион сделала шаг в темноту комнаты. Но что-то в её походке изменилось – она больше не ступала, как матриарх. Она шла, как хищник.

И в этот момент даже стены Бернсайд, казалось, затаили дыхание.

Особняк Альвескардов в Унтерштайне был холоден и безмолвен, как замершая статуя. Высокие залы, резные стены, вычищенный мрамор и аромат табака – всё здесь дышало сдержанной роскошью. В центральном зале, у широких окон, стоял Лирхт. В руке – фарфоровая чашка с дымящимся чаем. Поза ленивая, почти насмешливая.

Двери распахнулись. Шион вошла без предупреждения, в сопровождении лишь одного охранника. Её тёмный наряд был больше похож на боевой доспех, чем на одежду. Ни поклонов, ни предисловий.

– Ты зашёл слишком далеко, Лирхт, – произнесла она.

Он обернулся, отпивая чай.

– Гостья без приглашения. Как любопытно.

– Ты выслал мне коробку с трупом. Я сочла это достаточно вежливым приглашением.

Он усмехнулся, не теряя хладнокровия.

– Вы, должно быть, говорите о дипломатии. Забавно. Ваш шпион предпочёл платье знамени. А теперь жалуетесь, что с ней обошлись, как с платьем.

– Это была ваша война? Или просто месть? – в голосе Шион сквозил яд.

– Это было предупреждение. И сделка. Вы её не поняли – теперь поздно.

Шион прошла ближе, глаза сверлили Лирхт.

– Вы забрали Паулин. Она принадлежит Дому Ленц. Союзникам. Вы думаете, мир простит вам это?

– Мир не просит прощения, он требует решения. А Паулин… – он на секунду задумался, делая шаг к ней. – Она больше не Ленц. Она Альвескард. И не по крови – по выбору.

– Ты сделаешь из неё оружие?

– Я просто не отдам её тем, кто считает, что может купить судьбу брачным контрактом.

Он кивнул слуге. Тот подошёл с небольшим чёрным ящичком, открыл его.

Внутри – окровавленная брошь с гербом Бернсайд.

– Всё, что осталось от дипломатии, – тихо сказал Лирхт. – Возьмите с собой. На память.

Шион не вздрогнула. Она смотрела на брошь, затем на него. И в её глазах пылало не отчаяние – обещание. Холодное, хищное, непреложное.