– Я не хочу быть! Я просто хочу исчезнуть! – Она рыдала. Слёзы текли по лицу. – Мне страшно! Мне больно! Я ненавижу себя!

Он отпустил. Сделал шаг назад. Вздохнул. Его лицо было, как всегда, спокойным. Но теперь оно дрожало в тишине.

– Тогда умри. Здесь. Одна. С болью. Но не трогай ребёнка.

Паулин съёжилась. Села прямо на пол, обняв себя. Она больше не могла спорить. Ни с ним. Ни с собой.

Он развернулся и вышел. Дверь за ним закрылась медленно. Словно прощение, которого не будет.

Комнаты Бернсайдов всегда были наполнены изысканной прохладой. Тяжёлые шторы, зеркала в бронзовых рамах, пыльные флаконы на столике из чёрного дерева. Аромат ладана смешивался с чем-то ядовито-сладким – запахом власти, на которую невозможно было надеть вуаль.

Вивьен стояла у окна, в полупрозрачной накидке, которую ей навязала одна из горничных. В этом доме всё было "навязано" – от платья до выражения лица.

Шион вошла, не постучав. Так входила только она. Как буря в балетной пачке.

– Ты выглядишь… восстановленной, – её голос был мягким, но острый взгляд выдавал иную температуру.

– Спасибо, госпожа, – холодно ответила Вивьен. – Уж не знаю, кого за это благодарить: вас или короля.

Шион не села. Она скользнула к столику, взяла с подноса бокал и посмотрела на деву сквозь его край.

– Ты мне нужна.

– Как всегда, – усмехнулась Вивьен.

– Но теперь – по-настоящему.

Шион медленно поставила бокал и, наконец, подошла ближе.

– Паулин больше не на нашей стороне. Она забрала свою кровь с собой. А значит, всё, что у нас осталось – это ты. И твоя верность.

Вивьен не ответила. Глаза её затуманились на мгновение, словно она вспомнила нечто очень личное.

– Что вы хотите?

– Шпионить. – Шион села, наконец. Прямо напротив. – Но не так, как раньше. Теперь ты станешь глазами Бернсайдов в самом сердце зверя.

– Я уже там. Король смотрит на меня, как на игрушку, Лирхт – как на мусор, а Паулин вообще не смотрит. Какое сердце вы имеете в виду?

Шион наклонилась вперёд:

– Я говорю о тех, кто дергает за ниточки. О совете. О Готье. О том, что прячется в лесу. Ты будешь моей версией правды в этом мире лжи.

Вивьен долго молчала. Потом сказала тихо:

– А если я не вернусь?

– Вернись. Или погибни так, чтобы это было полезно. – Шион встала. – В любом случае, твоя смерть будет не напрасной.

Вивьен выпрямилась, как струна. Глаза её больше не дрожали.

– Когда?

– Сегодня.

Шион подошла к двери и, прежде чем исчезнуть за ней, бросила через плечо:

– Кровь, которую ты видела в этой семье – не вся ещё пролилась. Но мы выберем, кому быть её последней каплей.

Позже, во время дипломатического приёма в одном из залов замка, Вивьен появилась в сопровождении придворного камердинера. Легкая ткань её платья обвивала фигуру, движения были плавными, голос – тихим. Она подошла к столику, за которым сидел Готье, изучая карты и алхимические схемы.

– Месье Готье, – проговорила она с лёгкой улыбкой. – Разрешите побеспокоить.

Говорят, только вы знаете, где в этом дворце наливают по-настоящему хороший ром.

Он чуть поднял взгляд и отложил перо.

– А вы не из тех, кто приходит просто выпить, – сухо заметил он. – Садитесь.

Она присела, облокотившись на стол локтем. Ничто не выдавало напряжения, кроме чуть подрагивающей ладони.

– Иногда просто выпить – это тоже стратегия, – почти шепотом.

Он усмехнулся и кивнул слуге. Через мгновение перед ними стояли два бокала. Готье наполнил их сам. Тёмная жидкость заиграла в свете свечей.

– За честность, – сказал он, поднимая бокал.

– За правду, – ответила Вивьен и пригубила.

Слова стали легче. Сначала обычные: погода, слухи, политика. Потом – тише. Опыты. Проекты. Люди.