– Да, – тихо сказала она. – Но… Артем, разве это не безумие? Завидовать стрессу? Проблемам? Грязной работе под капотом?

– Безумие? – Артем понизил голос до шепота, оглядываясь. – Безумие – вот это! – Он махнул рукой вокруг, указывая на безупречный зал Архива, на капсулы с погруженными в искусственный покой коллегами. – Эта всеобщая… апатия! Этот комфорт, который душит! Люди стали функциональными, Крис. Как их импланты. Все показатели в норме, эмоции – откалиброваны, желания – предвосхищены. А где искра? Где вот это? – Он снова ткнул в дневник. – Где риск? Где усилие, за которое платят вот такой дикой, неконтролируемой радостью? Мы сохраняем артефакты хаоса, но сами боимся даже чихнуть не по графику!

Он говорил то, что жило в ней смутным чувством, но не находило слов. Его слова были такими же шершавыми и настоящими, как страницы дневника.

– Но что делать? – прошептала Кристина. – Жить с этой… тоской по «Жучкам»?

– Помнишь ту коробку с аудио-артефактами из середины XX – начала XXI? Там был проигрыватель. Виниловый. – Глаза Артема загорелись азартом исследователя. – Я давно к нему присматривался. Механический. Абсолютно аналоговый. Без единого чипа. Просто игла, мотор, усилитель. Представляешь? Звук рождается не из цифрового потока, а из физической бороздки на пластике! Из вибрации иглы!

– Он же мертв, – усомнилась Кристина. – Без источника, без колонок…

– Мертв? – Артем усмехнулся. – Это просто машина, Крис. Машину можно починить. Как «Жучка». Нужны только руки, упорство и… – он понизил голос до шепота, – …немного ворованных деталей из отдела утилизации. И колонки. Примитивные динамики я нашел давно. Спрятал. Найдем пластинку – и он заиграет. Не голограмму звука, а настоящий звук. Со всеми потрескиваниями и шипением. Как жизнь в этом дневнике – неидеальная, но живая.

Идея казалась безумной. Опасной. И невероятно притягательной.

Поиск пластинки стал их тайной миссией. Пока София оцифровывала «значимые артефакты», Кристина снова и снова возвращалась к коробкам «Эпохи Дефицита», особенно к тем, что были помечены «Аудио-визуальные материалы», «Личные коллекции». Она перебирала старые компакт-диски (уже непонятные блестящие кружочки), кассеты (запутанные ленты в пластмассовых коробочках), чувствуя себя археологом, ищущим священный артефакт. И вот, в коробке с надписью «Архив Дж. Риверса, ~2015—2020», под стопкой старых журналов, она нашла его. Конверт из плотного картона, слегка помятый по углам. Внутри – черный диск с яркой этикеткой в центре: изображение трубы на фоне ночного города и надпись: «Miles Davis. Kind of Blue».

Она принесла его Артему, как драгоценность. Он взял пластинку с благоговением, ощутил ее вес, провел пальцем по гладкой, блестящей поверхности, потом по рифленым дорожкам на краю.

– Легенда, – прошептал он. – Абсолютная классика. Джаз. Музыка импровизации, риска, живого дыхания. Идеально.

Запасник Z-17 находился в самом дальнем углу Архива, за стеллажами с дубликатами уже оцифрованных артефактов, которые ждали утилизации. Это было царство пыли, теней и тишины, нарушаемой лишь едва слышным гудением вентиляции. Сюда редко заходили. Это место стало их тайным святилищем.

Артем притащил сюда проигрыватель – тяжелый, угловатый ящик из дерева и металла, покрытый пылью десятилетий. Рядом поставил две небольшие, но мощные колонки, которые он тайком собрал и отремонтировал. Кристина привела еще двоих: Лену из Сектора «Документалистика», тихую девушку с грустными глазами, которая как-то обмолвилась, что коллекционирует «запрещенные аналоговые текстуры», и Марка, молодого стажера из Техотдела, которого все считали просто стеснительным, но Кристина видела, как он завороженно смотрел на механические часы в ее коробке.