Запах гари и озона еще висел в воздухе модуля, смешиваясь с привычной стерильностью, как запретный намек на прошедший бунт. Кристина смотрела на маленькое красное пятнышко на тыльной стороне ладони. Оно пульсировало легким жаром – крошечный, но нестираемый след реальности. Рядом на столешнице лежал дневник, открытый на странице с описанием пикника, где «трава колола ноги, а комары зверствовали». Она коснулась шершавой бумаги, и слова словно жгли пальцы теплом чужой, но такой желанной жизни.

Мысль о том, чтобы хранить это открытие в себе, в одиночестве своего идеального кокона, стала невыносимой. Ей нужно было поделиться. Узнать, не она ли одна сходит с ума от тоски по шероховатостям мира. И единственный человек, кто мог понять – или хотя бы не донести немедленно в Отдел Соц. Адаптации – был Артем.

Артем Волков работал в соседнем секторе – «Технологические Артефакты Переходного Периода». Он был историком-технологом, человеком, чьи глаза загорались не от голограмм новых Иммерсий, а от вида потрескавшегося корпуса допотопного холодильника или схемы первого примитивного нейроинтерфейса. Его считали чудаком, но безвредным – его страсть к «архаике» укладывалась в рамки профессионального интереса. Кристина видела, как он иногда задерживался у ее коробок с «Эпохой Дефицита», трогал предметы не в перчатках, вопреки правилам, с каким-то почти благоговейным любопытством.

На следующий день, во время тихого часа (когда большинство сотрудников погружались в кратковременные Иммерсии релаксации), Кристина подошла к его рабочей зоне. Артем копался в разобранном корпусе какого-то блока с кучей проводов, напоминавшем нервный узел древнего киборга. На его пальцах были темные пятна от старой смазки.

– Артем? – ее голос прозвучал громче, чем она хотела, в безмолвном зале.

Он вздрогнул, оторвался от проводов, оглянулся. Увидев ее, улыбнулся. Улыбка была теплой, чуть рассеянной, лишенной стандартной оптимизированной вежливости.

– Кристина! Привет. Что-то с коробкой? Нашел у вас вчера потрясающий калькулятор с солнечной батареей. Примитив, но как элегантно решена проблема автономности!

Она оглянулась. Никого рядом. София была в своей капсуле релакса, лицо ее за стеклом было безмятежным. Кристина достала из глубокого кармана комбинезона тетрадь. Она была теплой от ее тела.

– Я… я нашла кое-что, – прошептала она, протягивая ему дневник. – В коробке ARK-7749-21. Думаю, тебе стоит это увидеть. Прочитай… вот здесь.

Она открыла тетрадь на странице с «Днем Абсолютного Кошмара». Артем нахмурился, удивленный ее таинственностью, взял тетрадь. Его пальцы, привыкшие к гладкому пластику и холодному металлу, ощутили шероховатость обложки, упругость пожелтевших страниц. Он начал читать. Сначала медленно, потом быстрее. Его брови поползли вверх. Уголки губ дрогнули, затем растянулись в широкую, совершенно неоптимизированную улыбку. Он фыркнул, читая про «Жучка», потом просиял на описании заведшегося мотора.

– Вот это да! – вырвалось у него, когда он дочитал. Он посмотрел на Кристину, его глаза горели. – «Жучок»! Дядя Вася! Холодная пицца! Вот же она, Кристина! Вот где жизнь кипела! Настоящая! Грязная, нервная, непредсказуемая! Ты понимаешь? Этот стресс из-за сломанной машины – это же не баг, это фича! Потому что потом – эта эйфория от починки! От преодоления! А этот «кайф», который «никакая иммерсия не даст»? – Он ткнул пальцем в строчку. – Да она гениально сформулировала! Тысячу раз правда!

Его энтузиазм был заразительным и немного пугающим. Кристина почувствовала, как что-то сжимается в груди – не страх, а облегчение. Она не одна.