– Хм… да… найду… хм-хм, – еле выдавил из своего внезапно пересохшего горла коваль.

Лаят опершись на открытый ящик, вытер испарину со лба и принялся судорожно соображать, как получилось так, что меч – реликвия рода Илосимы – исчезла из дома.

Вдруг, коваль зажмурился и, швырнув злополучный ящик с верстака, застонал от отчаянья. Шумно выдохнув и потирая сальный от пота лоб, принялся расхаживать взад-вперед и еле слышно рассуждать вслух:

– Кочевники это, рыбоеды, провонявшие тиной. Сын не виноват. Ила впотьмах даже разобрал бы, что выносит. Кочевники это…

Лаят выскочил на задний двор за навесом и, нервно оглядываясь, принялся искать взглядом сыновей.

– Галир?! Ила!? – не выдержав, позвал коваль.

Младший сын коваля, Ила, вылез из клети для хранения угля:

– Ты чего, отец?

– Сарший где?

Ила удивленно вздернув брови еле выдавил из себя:

– Галир к руднику пошел. Ты ж, это… сам сказал утром.

– Зачем? – сердито спросил коваль.

– Так… так ты же сам сказал? – все так же недоумевая, ответил Ила, – сказал, что работы прибавилось. Сам же, отец…

– Работы прибавилось… работы… Да, помню. Бросай все, пойдем!

6

Лит вел молча, изредка отвечая, что ведет по запаху и, ориентируясь на ветер – тот всегда дует с реки.

Выха угрюмо волок возницу, уже не приставая с расспросами.

– Ни запаха, ни ветра я не чувствую, брат, ты как хочешь. Чего отец костры не развел? – не выдержав, сорвался Выха, хотя и ожидал получить за подобный вопрос очередной подзатыльник.

Лит лишь угрюмо посмотрел на младшего брата и коротко ответил:

– Не знаю. Торопятся они с дядькой Валехом.

– Почему?

Лит промолчал.

– Может покричать? Идем то куда?

– Не надо. Там они. Смотри!

Лит указал пальцем на горизонт, и младший сын вождя, прищурившись, еле разглядел на почтительном расстоянии от них красную точку. Видимо, кто- то догадался навесить красный лоскут на шест.

– Ну, удачно? – помогая скинуть упряжи, спросил Валех племянников.

– Более чем, – отозвался Лит.

– А отец где? – оглядывая берег, в песок которого уткнулись три лодки. – И хейма вся где?

– Отец ваш ниже пошел. Помогай, Выха, – скупо отозвался Валех, погружая в лодки мешки с мечами и съестными припасами, купленными братьями на обратном пути.

На каждый взмах весла капли речной воды брызгали на и без того взмокшую от пота спину Выхи – дядька Валех с Литом ушли вперед, старался догнать.

Но широкоскулая старая лодка брата, та, на которой он еще совсем ребенком ходил с Литом собирать расставленные сети, не слушалась парня, и Выха отстал. Усердно работая веслами, да так, что уже кожа стала на ладонях съезжать и превращаться в кровавые мозоли, младший сын вождя речной хеймы бубнил себе под нос:

– Мало того, что дали это плоское неповоротливое бревно, так еще и нагрузили до верху…

Да сколь не досадуй, хейму догонять было надо и, ненадолго бросив весла, Выха оторвал от подола своей холщовой рубахи пару лоскутов, обмотал себе ладони и вновь взявшись за весла тихо затянул старую отцову песню. Лишь три раза слышал парень, как отец его, Фарт, поет ее сидя вечером у костра в одиночестве. Но этого было достаточно, чтобы запомнить и когда сам он, Выха был один, петь ее, стараясь повторить каждый перелив гулкого, хриплого отцова голоса.

– Ей, куда разогнался! – голос Валеха скинул пелену забытья, которой поддался Выха, догоняя хейму.

И не успев замедлить толком хода тяжелой нагруженной лодки, налетел на край плота.

– Далеко это вы… – еле переводя дух от усердной гребли и испуга выпалил Выха, – куда это все?

– Ко мне греби! – крикнул с соседнего плота Лит, опередив Валеха в ответе и бросив брату конец веревки.