– Нет, – усмехнулся Лаарт. – У нашей иртарской спасительницы.

– А почему вы думаете?..

– В нас иногда срабатывает инстинкт самосохранения. Я видел её фотографию. Я бы тоже стёр себе память, влюбись я в альтернативщицу.

– Экдор, – возмутился Лэнар, – подобное исключается!

Трартесверн взял сигарету, произнёс: «Убери свои капсулы. Ещё пригодятся при случае», – и глядя, как Кридарт присаживается, отложив анальгетики в сторону, продолжил свои рассуждения:

– Она ко мне обратилась исключительно частным образом. «Лаарт…» – никак иначе. Она никогда не осмелилась бы, не дай я на то разрешения. И она бы не позвонила… её голос… её интонации… В конце она даже заплакала… Я просто это почувствовал… и позволил себе унизить её… А ей было больно, Лэнар… – он прервался, поднялся с места и резко прошёлся по лоджии – вдоль перил, украшенных арисом. В глазах его, полных горечи, промелькнуло вдруг что-то светлое. – И ты знаешь, я ещё выяснил, что в понедельник, первого, она была в отделении… приходила на регистрацию… Возможно, тогда мы и встретились… Тебе не кажется странным, что я попал в ту аварию непосредственно возле Коаскиерса?

– Вы, вероятно, ехали на встречу с вашим доносчиком?

– Пьяным? На встречу с доносчиком? Нет, Лэнар, ты ошибаешься. На встречу, но не с доносчиком. Я ехал к ней на свидание.

– Экдор, ну а как же заговор? Вы не можете быть уверены.

– Да, – согласился Лаарт, – ни в чём нельзя быть уверенным.

– Так мы едем к этому Геверту?

Лаарт взглянул на небо – в голубизне – пронзительное, на горизонт с силуэтами рыболовецких трейлеров, и произнёс:

– Не думаю. Я безнадёжен, Лэнар. Она меня не обманывала. Так что вопрос – не в Геверте. Вопрос – в морали и нравственности. Могу ли я, после Корведа, являясь, по сути, преступником, рассчитывать на помилование? Нет, не то что рассчитывать, а позволить себе рассчитывать? Пока что я не уверен. Раскаяния недостаточно. Я должен чем-то пожертвовать. Я живу ожиданием этого…

– Экдор, вы уже пожертвовали! Ваша семья распадается! Ваша жена ушла от вас!

Лаарт вытащил спички, прикурил наконец и ответил – в расчёте на понимание:

– Ушла, и хвала Создателям. Лэнар, я не люблю её. Я ничего к ней не чувствую. Совсем ничего, кроме жалости. Я даже не сплю с ней трезвым. Трезвым не получается. И она всегда спит одетая… прости за такие подробности… не обнимет, не поцелует, не скажет мне что-нибудь ласковое… как будто мы с ней чужие… как будто она – новобрачная, а я каждый раз в результате ощущаю себя насильником.

Кридарт, внимательно слушавший, покрылся тенью смущения. Его уши стали пунцовыми. Он отвернулся в сторону, стыдясь за свою реакцию. Трартесверн вернулся в кресло, с удобством откинулся на спину и вытянув ноги, продолжил:

– А я бы хотел иного. Ты помнишь этого Рейверта? Попался на порнографии. Помнишь книжку: «Основы секса»? Помнишь его журналы? Я ведь забрал себе несколько…

Лэнар, уже не выдерживая подобного откровения, поднялся, сказав: «Простите», – и собрался уйти к себе в комнату, но тут его деквиантер известил о входящем вызове.

– Странно, – пробормотал он, узрев на дисплее данные. – Кто-то из Игеварта. Из «Серебристой Ивы». Вроде бы это гостиница…

– Отвечай! – приказал Трартесверн – с таким напряжением в голосе, что растерявшийся Кридарт случайно нажал «Аннулировать».

Треньканье прекратилось. Лаарт вскочил с шезлонга, забрал у него деквиантер, быстро открыл «Входящие», произнёс: «Ресторан, не гостиница!» – и вздрогнул от неожиданности, так как звонок повторился – в прежней – громкой – тональности. Лаарт, нажав «Ответить», следом включил динамики, протянул аппарат помощнику и беззвучно велел: «Сконцентрируйся…»