– Да? – сказал Лэнар. – Я слушаю.

– Добрый вечер, экдор. Простите меня. Надеюсь, вы меня помните. Я – Верона Блэкуотер Авейро, пятикурсница из Коаскиерса…

– Да, – сказал Кридарт, – помню. Вы – та самая девушка, что недавно спасла одну девочку, которая утонула, и я у вас брал показания…

Лаарт за эти секунды стремительно вывел проекцию – вестибюль «Серебристой Ивы», и, приблизив фигурку – женскую – черноволосую девушку, говорившую по деквиантеру – простому стационару, рядом с огромным зеркалом, вздохнул – с таким облегчением, как редко вздыхал до этого.

* * *

– Вы – та самая девушка, что недавно спасла одну девочку, которая утонула, и я у вас брал показания…

– Да, – подтвердила Верона. – А потом мы снова увиделись. Я пришла к вам на регистрацию и экдор Трартесверн пригласил меня в «триста первый», на аудиенцию.

– Да, – сказал Кридарт, – помню. Это было первого августа.

– Вы ещё принесли нам кофе. А затем мы увиделись в «Якоре». И экдор Трартесверн там тоже был. Вас там было примерно семеро. А я там была с подругой.

– Да, – сказал Лэнар, – действительно… Припоминаю, кажется…

– Я ещё танцевала с Маклохланом, а вы записали на видео.

– Я удалил это видео.

– Полагаю, вы правильно сделали. Экдор, мы могли бы встретиться? Я должна сообщить вам кое-что. Это конфиденциально. И крайне важно, поверьте мне.

– Хорошо, – согласился Лэнар. – Вы в Игеварте, правильно? Вы прилетели на Ястребе? Где вы его оставили?

– На газоне.

– У этой «Ивы»?

– Да, это прямо в парке. Здесь в озере плавают лебеди, и ресторан трёхуровневый.

– Хорошо, возвращайтесь в лодку. Я выезжаю немедленно…

Завершив разговор с Вероной, Лэнар спросил у Лаарта, отключающего проекцию:

– Простите, экдор, мне ехать? Или, может, вы сами поедете?

Ответив: «Сам, разумеется!» – Лаарт вдруг покачнулся, выронил деквиантер, сжал ладонями голову и на глазах у Кридарта – просто застывшего в ужасе – упал сперва на колени – со страшным стоном – прорвавшимся, и после этого – на бок, во внезапных резких конвульсиях.

Красивое синее озеро, лебеди с лебедятами – серыми и пушистыми, серебристые старые ивы, ухоженный парк с фонтанчиками и дорожками из ракушечника – всё это располагало к чувству умиротворения, но на душе у Вероны никакого спокойствия не было. Кридарт не появился за долгий час ожидания. На начале второго часа она – не на шутку встревоженная – вернулась в холл, к деквиантеру, и невольным образом выругалась, выслушав сообщение: «Ваш абонент недоступен. Свяжитесь с ним позже, пожалуйста…» Ещё с полчаса примерно она провела под ивами – за чашкой чая – бузинного, с медово-ореховым коржиком. «Что-то случилось, наверное… – терзалась она размышлениями. – Если он по какой-то причине не выпил болеутоляющие и антиэпилептические, то приступ был неминуем… в эти часы как раз таки… и Кридарт мог засвидетельствовать. Вероятно, он вызвал „Скорую“, и Лаарт сейчас в больнице. И сейчас уже время ужина. Лээст забеспокоится, но если он вдруг узнает, где я и что я здесь делаю, он психанёт по-крупному… с ним лучше сейчас не связываться. Надо звонить в диспетчерскую. Но кем я могу представиться? А может женой?! О господи… Нет, женой не получится… я не знаю всей информации. Надо просто узнать у кого-нибудь, куда везут пострадавших с таким социальным статусом. У тех тривералов… с термосом? Нет, они во Вретгреене. Мне надо найти больницу, какую-нибудь ближайшую, и вытянуть суггестически из кого-нибудь всю информацию…»

* * *

Лаарт очнулся в клинике – в одной из палат «Кордесвара», в присутствии доктора Геверта, двух докторов-тривералов и крайне смятенного Кридарта. Геверт сидел на стуле, доктора стояли у столика и изучали проекции – объёмные томограммы – красноречиво свидетельствующие, что онкозаболевание – в стадии неизлечимого, а Кридарт курил свои «