Валера, как всегда, взял на себя роль лидера. Он обошёл поляну, внимательно оглядывая окрестности. Его тёмные глаза скользили по деревьям и кустам, выискивая признаки опасности. После утреннего визита кузнеца он стал ещё более настороженным, хотя виду не подавал. Убедившись, что всё спокойно, он кивнул Лёве.

– Здесь заночуем, – сказал он, сбрасывая сумку с плеча. – Река рядом, дрова собрать недолго. Отдохнём перед завтрашним днём.

Лёва, чьи светлые волосы растрепались от долгого пути, с облегчением выдохнул. Он был младше и менее вынослив, чем Валера, и весь день мечтал о том, как вытянет ноги у костра. Усевшись на траву, он достал карту и начал её изучать, водя пальцем по новым линиям, которые проступили после их ухода из деревни.

– Если я правильно понимаю, – задумчиво произнёс он, – завтра мы дойдём до ущелья. Там, говорят, начинаются странные земли. Может, там и найдём следы этого Сердца Хаоса.

– Главное, чтобы оно не нашло нас первым, – хмыкнул Валера, разводя костёр. Искры взлетели в вечернее небо, а вскоре пламя затрещало, пожирая сухие ветки.

Евдоким, устроившись рядом с Лёвой, чистил перья, время от времени поглядывая на реку. Его кряканье звучало спокойно, почти умиротворённо, и братья невольно расслабились. Они поели нехитрый ужин – хлеб, сыр и немного сушёного мяса, – а затем улеглись на свои плащи, подложив сумки под головы. Костёр потрескивал, отгоняя ночную прохладу, и вскоре усталость взяла своё. Лёва заснул первым, свернувшись калачиком, а Валера ещё какое-то время смотрел на звёзды, прежде чем его веки тоже сомкнулись. Евдоким прижался к ним, тихо похрапывая.

Посреди ночи тишину разорвал звук, который сначала показался частью сна. Это было пение – нежное, мелодичное, сливающееся с журчанием реки. Голоса, чистые и завораживающие, плели мелодию, от которой сердце замирало. Валера проснулся первым, резко сев. Его рука инстинктивно потянулась к артефакту, лежащему рядом. Сон ещё туманил разум, но что-то в этом пении вызывало тревогу.

– Лёва, вставай, – прошептал он, толкнув брата в плечо.

Лёва заморгал, сонно бормоча: – Что… что это за музыка? Красиво…

– Слишком красиво, – мрачно отозвался Валера, поднимаясь на ноги. Он огляделся, пытаясь понять, откуда доносится звук. Костёр почти догорел, оставив лишь тлеющие угли, и поляна утопала в лунном свете. Река блестела, как серебряная лента, и на её поверхности начали появляться фигуры.

Русалки. Их было трое – стройные, с длинными волосами, струящимися, словно водоросли, и глазами, сияющими, как звёзды. Они пели, медленно выходя из воды, их голоса манили, обещая покой и забвение. Валера почувствовал, как его ноги сами собой делают шаг к реке, а разум затуманивается. Лёва тоже поднялся, его взгляд стал стеклянным, и он, словно во сне, пошёл к воде.

– Идите к нам… – шептали голоса, вплетаясь в пение. – Отдых… вечный отдых…

Валера стиснул зубы, пытаясь сопротивляться. Он понимал, что это ловушка, но чары были сильны. Его пальцы сжали артефакт, и тот внезапно нагрелся, словно пробуждаясь. Лёва уже стоял у самой кромки воды, и одна из русалок протянула к нему руку, её ногти блеснули, как острые когти.

И тут раздалось громкое, яростное кряканье. Евдоким, вырвавшись из оцепенения, бросился вперёд. Гусь налетел на Лёву, клюнув его в ногу, и тот с криком рухнул на траву, очнувшись от транса.

– Ай! Евдоким, ты чего?! – завопил Лёва, потирая ушибленное место.

Но гусь не остановился. С невиданной для птицы храбростью он бросился к реке, хлопая крыльями и шипя на русалок. Те вздрогнули, их пение сбилось, а лица исказились от гнева. Одна из них попыталась схватить Евдокима, но он увернулся и клюнул её в руку. Русалка вскрикнула, отдёрнув конечность, и вода вокруг неё забурлила.