И тут на меня снизошло озарение: так из-за путешествия в карете нас с таким истовым усердием проверяли на каждом пропускном пункте?

Тримас кашлянул и многозначительно посмотрел на меня. Наверное, он хотел, чтобы я скорее приняла извинения, и нас отпустили.

Я снова осмотрела имперца: средних лет. Спокойный. Но в нём чувствовалась некоторая жёсткость. Нужно было просто выразить понимание ситуации и распрощаться. Смириться с несправедливостью и ехать по своим делам.

– Дело было не только в способе путешествия, – тихо-тихо отозвалась я. – А в происхождении. В том, что я не коренная имперка.

Вскинулся и осуждающе качнул головой Тримас. Будь он аристократом – точно принялся бы за меня извиняться, но он не мог отвечать за меня.

Чуть прищурился имперец, сжал и разжал челюсть.

Зачем я это сказала? Дура!

Сердце сдавило тисками: имперец ведь может в отместку задержать меня здесь. На несколько дней. Эта Сюэ сживёт меня со свету. Я почти не дышала.

– Некоторые ненавидят нас за то, что мы – коренные имперцы, – он сохранял спокойствие. – Нас ненавидят, мы ненавидим – и не всегда тех, кто отвечает нам взаимностью. Такова жизнь. В этом вы ещё не раз убедитесь. Счастливого обучения в Академии.

10. 10: Марс

Этим утром все первокурсники должны будут пройти сквозь триумфальные арки в кампус, выслушать приветственную речь и познакомиться с Академией. Волнительный момент, ради которого всем новичкам пришлось ждать в пригороде, завистливо поглядывая на старших студентов, которые свободно проходили на закрытую территорию и заселялись в свои дортуары и особняки.

Ночью я, как и многие первогодки, почти не спал и теперь, причёсывая непослушные волосы, с сожалением отмечал в зеркале тени, пролёгшие под разноцветными глазами. Из-за этих теней я казался каким-то помятым, будто всю ночь отмечал, как некоторые не только первогодки, но и старшекурсники.

Я невольно скривился, вспоминая, как вечером чуть не нарвался на дуэль только потому, что не хотел засиживаться допоздна и упиваться шампанским. И всё из-за Гадулы: умел он подначивать, не меня, так своих приятелей, которые ему в рот смотрели. Привязался, когда я мимо террасы ресторана провожал баронесс в гостиницу. Полагаю, причина тому банальная конкуренция: если он передал мне записку от тайной стражи, то и сам их агент, хочет стать спутником Лонгвея.

Закончив с волосами, я поправил и без того идеально завязанный галстук и пристегнул шпагу. Основную часть вещей накануне забрали слуги Академии, остальное отправят служащие гостиницы. Как только окажусь в кампусе – перейду под юрисдикцию Академии. Конечно, при желании тайная стража и там может меня достать, но по закону я буду подсуден только собранию профессоров. Какая никакая, а защита.

Практически свобода…

И потому снова казалось, что всё сорвётся. Тем более теперь, когда за эти несколько дней, пока я гулял с баронессами и заводил новые знакомства в переполненном студентами пригороде, Лонгвей соизволил только раз пообщаться со мной – на завтраке в гостинице, чтобы изобразить знакомство. После этого я видел Лонгвея лишь со стороны в разных шумных компаниях, чаще всего – Гадулы.

Хвост никак это не комментировал, но по разговору мне показалось, что отпустили меня сюда приглядывать за Лонгвеем, поэтому его отдаление начинало нервировать: вдруг тайные стражники передумают и вернут меня в Золотой город?

У них нет причин делать это.

Отступив на несколько шагов, я покрутился перед зеркалом и, убедившись, что всё отлично, с улыбкой вышел из номера. В коридоре, полном сияния ажурных светильников, никого не было, но снизу доносились голоса. Взбудораженные. У меня по спине побежали приятные мурашки, сердце застучало быстрее, появилось какая-то ненужная нервозность.