Когда были живы родители, мы часто путешествовали, и таких строгостей точно не было! Ездили ли мы в пределах княжества или пересекали его границу – почти никому не было дела, полицейские вели себя любезно, следили за порядком, подсказывали дорогу, а не слетались стервятниками, чтобы выпотрошить чемоданы путешествующей аристократки.

Теперь все полицейские, как один, хмурые, насторожённые. Вот и сейчас, несмотря на то, что Тримас показал наши документы, объясняющие цель путешествия, послышался приказ для меня покинуть карету и не мешать досмотру багажа.

Тримас открыл дверь, выставил подножку и помог мне выбраться. Он привычно прикрыл меня от посторонних, но полностью отгородить не мог: семь полицейских стояли полукругом, трое демонстративно держали пистолеты, один целился в спускавшегося с облучка кучера. Двое полицейских направились к багажному отделению кареты.

Как будто я к разбойникам угодила, а не служителям порядка.

Пост был стандартным: ворота-пагода в пять этажей с загнутыми вверх уголками крыш, пристроенное к стене здание для задержанного транспорта с конюшней. И перед закрытыми сейчас воротами навес с кабинками для личного досмотра и столами – на них понесли мои сундуки. Там всё переберут, не стесняясь проверить даже нижнее бельё. Ещё двое умельцев изучали карету, проверяли на тайники. Залезли и в мешки под хвостами лошадей.

Полицейские расступились, позволяя Тримасу отвести меня чуть в сторону. Я старалась не смотреть на мужчин, не думать о том, что чужие руки трогают мои вещи, и мужчины оценивают… всё.

Отвратительно…

Но так надо. Если бы такие меры приняли не десять лет назад после подавления бунта, а раньше, возможно, самого бунта бы не случилось, и мои родители, как и многие другие, остались живы. Я того мятежа не понимала: завоёванные королевства и республики вошли в состав империи как полноправные её части. Да, короли становились всего лишь герцогами и князьями, но они оставались наместниками на своих землях, и в целом вся аристократия переходила в имперскую с понижением титула всего на один ранг. Например, моя семья Яровалей прежде была виконтским родом, а стала всего лишь баронским, но мы жили хорошо. Пусть налоги для коренных имперцев были ниже на пять процентов, зато на перемещение товаров между регионами империи не существовало пошлин, как в прежних государствах, и протяжённость границ сократилась, избавив многие земли от необходимости содержать армии – прекрасный стимул для развития экономики. Высшее образование оставалось в распоряжении исконных властей, не приходилось, как сейчас, ехать в одно место, чтобы получать его под строгим присмотром цензоров. Я не помнила каких-то особых притеснений по национальному признаку, кроме необходимости выучить имперский.

И что теперь? Высшее образование полностью централизовали, королевства и республики, ранее управляемые их бывшими правителями, объединили в провинции, поставив над ними имперскую администрацию. Многие аристократические рода полностью исчезли. Новые здания строятся по имперскому образцу. Выросли налоги – чтобы содержать целую армию полицейских.

Впрочем, последнее я полностью одобряю: тварей, готовых убивать мирное население, чтобы поднять восстание или повлиять на императора, надо уничтожать на корню. Хотя бы потому, что они идиоты: императору мы не так чтобы нужны. Беспорядки в моём родном княжестве продолжались пять дней, прежде чем к нам, наконец, отправили тайную стражу.

Восстание не освободило нас от власти императора. Оно принесло смерти, недоверие, ужесточение законов, цензуры и наказаний – чего стоит только смертная казнь всей семьи за связи её члена с мятежниками. Сам мятеж разрешено упоминать в личных делах причастных, в официальной летописи его нет, говорить об этом запрещено.