Кстати, в деле сестры Каталины о цветах - ни слова, - теперь аббат уже не шутил, а смотрел серьезно, словно своим рассказом предупреждал Лотту об опасности. – Обвиняли ее в том, что в соседнем селении град побил посевы, что три года тому назад в сенокос пошли сильные дожди и тому подобном бреде. Ты догадываешься, к чему я веду?
- Что силу нельзя показывать никому?
- Да, и это – тоже. Пока. Но я хотел сказать, если люди захотят найти причиненный вред, они его найдут.
- Спасибо, - Лотта кивнула не менее серьезно, - я запомню.

Следующую неделю она почти не спала. Все время думала о том, какой из путей выбрать. Хотелось сделать все правильно. Боли добавляла невозможность увидеть ребенка. "Зигрид", – Лотта задумалась, а какое бы имя она дала девочке, если бы выбирала сама? И внезапно осознала, что так и не придумала заранее ни одного имени.

Почему-то ей считалось правильным, что муж вернется их похода и сам даст имя своему сыну. Наверняка у них в роду из поколения в поколение повторяются какие-то имена. Только вот, Лотта так и не удосужилась спросить, какие. О том, что будет девочка,  как-то даже не думалось. Ведь все знают, что хорошая жена должна подарить мужу сына и наследника. А она изо всех сил старалась быть хорошей женой.

«Я предала тебя» - шептала она ночами, глядя на звезды сквозь узкое стрельчатое окошко. Она бы и сама не ответила, кому предназначены эти слова. Но именно с этого момента Лотта отчетливо поняла, что все время ждала мужа из похода. А ребенка… Ребенка она не ждала, подразумевая, что он сам как-нибудь родится, когда придет время. Наверное, только в подвале она впервые подумала о ребенке всерьез, как о живом существе.

А еще, раздумывая над своей жизнью в тишине ночной обители, Лотта поняла, что до сих пор, собственно и не жила. Она была хорошей сестрой, терпеливо ожидая, пока Вилма устроит свое счастье. Она была послушной дочерью, никогда не заглядывалась на парней, ожидая того, на кого укажут родители. Хорошей женой и хозяйкой, вот, тоже быть пыталась. А что же теперь?

Именно этот вопрос она и задала аббату Пиусу, когда они снова встретились через неделю в его кабинете. Дни, проведенные в трудах, помогли Лотте ничуть не меньше, чем ночи, полные размышлений. По крайней мере, она точно поняла, что спрятаться навсегда в этих гостеприимных стенах она не готова.
- Наверное, с этим призванием надо родиться, - виновато пожимая плечами, сказала она.
- Или настолько сильно захотеть покоя, - не стал спорить аббат. – Но ты, как я понял, выбрала другой путь.
- Да.  – Лотта смутилась. По сути, она только что призналась духовному лицу, что предпочитает служению Творцу путь блудницы.

Однако, аббата эта новость явно не огорчила. Интересно, что же у него за интерес в этом деле?
- Что ж, я рад, что ты приняла правильное решение, - спокойно ответил он, словно именно такого ответа ожидал.
- И что теперь?
- Теперь? Ничего. Ты, как мы и договорились заранее, продолжаешь учиться и трудиться, как было велено. А когда я улажу все дела, тихо выйдешь замуж и уедешь вслед за мужем.

- А какой он? – Спросила Лотта с тревогой. – Мой будущий муж? Вы расскажете о нем?
- Отчего же нет, - Аббат улыбнулся. – Магистр Амброзиус - мой старый приятель.

Эй, девочка, не делай такие большие глаза, не настолько он старый (да и я, тоже). Сиделкой тебе быть в ближайшее время не придется. А даже и если… Наймешь. Для этого мой друг достаточно состоятелен.

Аббат Пиус был доволен. Наверное, поэтому, отбросив маску строгого служителя Храма, с удовольствием рассказывал о своем ученом друге, о его высокой должности при дворе самого герцога, уютном домике в Брунсвике и научных изысканиях.