Глава 6

Рота

 Снова, как и месяц назад, еду в Гомель, и снова на службу. На этот раз на поезде, один, без друзей. Колёса мерно выстукивают чеканную дробь, мягко отдают в спину через кресло дробным размеренным стуком. За окном быстро пролетают зелёные посадки – вечные спутники поездов, рябят за стеклом быстрым и стремительным потоком густой, уставшей за лето зелени. Иногда в перестук грохотом врываются мосты через реки, рассекая своими фермами пейзаж на клетки и пролёты. Окна в вагоне открыты, и по салону гуляет легкий приятный ветерок. Он то неуловимо проплывает где-то возле шеи, словно уворачиваясь от пассажиров, то по-залихватски, разудало и наотмашь бьёт прямо в лицо внезапным упругим потоком. И становится в этот момент задорно и радостно, и уверенность, что ли, какая-то, что всë самое страшное уже позади, пройдено и забыто.

    В памяти упрямым калейдоскопом крутится, вращается полный событиями прошедший месяц. С благодарностью вспоминаю военкома Белецкого. Одно только трехсуточное увольнение после присяги полностью оправдывает выбор, сделанный мной месяц назад в душном кабинете с чёрным сейфом и назойливо гудящим вентилятором. Последние три дня были лучшими в моей жизни и теперь я, опьяненный встречей с родными и любимыми людьми, возвращаюсь в часть продолжать службу. За два дня до присяги нас распределяли по ротам. Я решил прислушаться к совету младшего сержанта Козятникова и подал заявку в автороту.  Пришлось пройти небольшой экзамен. С удовольствием прокручиваю его в памяти под размеренный стук колёс.

– Рядовой Гурченко, – доложил я, войдя в кабинет, где старший лейтенант Шкульков, командир автовзвода, проводил блиц-опрос для кандидатов в автороту.

– Гурченко… – Повторил он, – Огурец, – добавил с улыбкой, – сержанты о тебе хорошо отзываются. Ну, расскажи, зачем двойной выжим на газоне делать?

– В коробке газона нет синхронизаторов, – ответил я. Это лёгкий вопрос, и я без труда дал на него ответ, – поэтому, чтобы уравнять угловые скорости валов, делают двойной выжим.

– Хорошо, – тут же принял решение офицер, – после трëхсутки приезжай сразу к нам в роту, можешь идти.

– Есть, – ответил я и довольный вышел из кабинета, едва сдерживая рвущуюся наружу улыбку…

    Поезд прибывает на конечную. Я дожидаюсь, пока все пассажиры поднимаются со своих мест, и встаю последний в очередь на выход. Времени у меня предостаточно, я не тороплюсь. На седьмом маршруте троллейбуса добираюсь до части. Чувствую себя почти дембелем. Самый тяжёлый, как мне кажется, месяц уже позади.

    Возле казармы роты боевого и материально – технического обеспечения, она же РБМТО, она же шара, нас набирается два десятка человек. Дежурный по роте сержант Демченко заводит нас в ленинскую комнату, где мы и рассаживаемся. Вскоре в помещении собирается вся рота. С интересом рассматриваю такие разные лица, пытаюсь угадать, кто здесь дед, а кто черпак. Угадать, на самом деле, несложно. Лихо сдвинутый чуть ли не на затылок чёрный берет и озорной блеск в глазах безошибочно выдают дедушку. Но не каждый старослужащий – дедушка, зато каждый дедушка – старослужащий.

– Ну, что, – загадочно произносит старший сержант Лорченко. Он стоит, вставив руки в карманы, и медленно и ритмично раскачивается с пяток на носки и обратно, – приветствуем молодое пополнение нашей роты!

– Наш главный дед будет, – шепчет мне Семуткин, сидящий рядом, мой товарищ по КМБ.

– Вы знаете, – продолжает сержант, -что вас останется только десять человек. За неделю доп подготовки мы выберем, кто останется в нашей роте, а кто нет. И не обязательно быть хорошим водителем, чтобы остаться у нас. Мы про каждого из вас знаем всё, – он делает многозначительную паузу и окидывает нас суровым взглядом, – ваши сержанты по КМБ дали всем вам характеристики. И, можете не сомневаться, мы точно знаем, кто из вас крыса, а кто балбес. В конце недели у вас будет стокилометровый марш в качестве экзамена. Тем, кто останется служить с нами, сразу хочу сказать, что вам очень повезло – наша рота лучшая в бригаде. Во-первых, у нас вообще нет дедовщины, – после этих слов по аудитории пробежал говорок, – во-вторых, у нас нет воровства. Ну а в-третьих, у нас самые лучшие офицеры, – Лорченко резиново улыбается, повернувшись к капитану, сидящему за офицерским столом. Тот отвечает ему широкой улыбкой, недоверчиво качая головой.