Жан-Клод смотрел на него в упор, и Лизандро старался одновременно смотреть на вампира и не смотреть. У меня годы ушли на овладение этим фокусом, но хорошо, что сейчас он мне уже не нужен, потому что я набрала достаточно силы. Очень трудно держаться круто, когда не можешь смотреть противнику в глаза.

– Моя сила как-то касается крыс? – спросил Жан-Клод.

– Да.

– Чем?

Очень недружелюбно прозвучало это простое слово.

– Твоя сила обеспечивает нашу безопасность. Крысолюды помнят, как жилось в Сент-Луисе, когда мастером города была Николаос. – Лизандро помрачнел и покачал головой. – Она не защищала никого и ничего, кроме вампиров. Ты же, Жан-Клод, заботишься о всем противоестественном населении города.

– Я думал, ты поймешь, что о таких вещах думает ma petite.

– Она – твой слуга-человек, – возразил Лизандро. – Ее действия – твои действия. Разве не считают вампиры, что слуга-человек – всего лишь продолжение своего мастера?

Жан-Клод моргнул и прошел дальше в комнату, по дороге взяв меня за руку.

– Приятное самодовольство. Но ты же знаешь, что ma petite – самостоятельная личность.

Его рука ощущалась в моей твердо, реально, и мир вдруг стал надежнее. От одного прикосновения его руки я вдруг будто пришла в себя.

– Не знаю, кто на меня воздействовал, но оно все еще здесь, – сказала я. – Чуть как-то выветрилось, но здесь.

– О чем ты говоришь, ma petite?

– Вот когда ты меня коснулся, я как-то собралась. А до того рассыпалась, оказывается, даже сама того не замечая.

Он притянул меня к себе, почти обнял. Я погладила масляную мягкость его кожаных лацканов.

– И вот так ты все еще собрана? – спросил он.

Я покачала головой.

– Попробуй прикосновение кожи к коже, – предложил Реквием.

Он не встал с кресла у стола. Мы подошли к нему ближе – ненамеренно. По крайней мере с моей стороны.

Я не выпускала руку Жан-Клода, но другую приложила к его голой груди. И момент прикосновения был хорош.

– Еще лучше, – сказала я и погладила гладкие, твердые мышцы груди. Провела пальцами по кресту шрама. Еще лучше.

– Почему ты не сказал нам с Байроном, Жан-Клод? – Реквием поднял на нас глаза, пытаясь сохранить непроницаемое лицо, но не совсем преуспев. Он сидел в вольной позе, откинувшись на спинку кресла, но глаза его выдавали: настороженные и напряженные.

– Ты такое уже видел? – спросила я.

– Однажды. – Голос его был спокойнее глаз.

– Когда? – спросила я.

Он посмотрел на Жан-Клода:

– Пусть крысолюд уйдет.

Жан-Клод кивнул:

– Лизандро, ты пока свободен. Если мы сможем тебе рассказать больше – расскажем.

Лизандро, уходя, глянул на меня – будто потом ему скорее расскажу я, чем остальные. И был прав.

Байрон оглядел нас всех. Обычно шутливое его лицо стало полностью серьезным.

– Кто-нибудь, просветите нас, бедных темных крестьян?

– Вы получили дар? – спросил Реквием.

– Oui.

– Какой дар? – спросил Байрон.

– Маску, – ответил Жан-Клод.

Байрон побледнел – он сегодня достаточно напитался, чтобы хватило краски это сделать.

– Нет, блин, нет, не надо, только не это, только не опять…

– Какого она цвета? – спросил Реквием голосом почти исчезающим – как умеют исчезать только старые вампиры.

– Белая, – ответил Жан-Клод.

Байрон от облегчения чуть не рухнул на пол. Натэниел протянул ему руку, Байрон ее взял.

– Рыбоньки мои, у меня ж коленки слабые. Больше не надо меня так пугать. Белая, уф… белая. Это значит, мы не под угрозой.

Натэниел помог ему вернуться на диван, но не остался с ним, а подошел к нам.

– А какого цвета получил ваш мастер в Англии? – спросила я.

– Сперва красную, потом черную, – ответил Реквием.

– А красная что значит?

– Боль, – ответил Жан-Клод. – Обычно это заявление о покарании мастера, чтобы привести его к покорности. Совет очень нелегко прибегает к Арлекину.