– Однажды, – кивнула я.

Натэниел рядом со мной напрягся – мне надо было просто сказать «да». Он забеспокоился, не стесняюсь ли я его, но зря. Мне не было неприятно, что он стриптизер, просто это не мое. Для этого во мне слишком мало эксгибиционизма.

– Я наконец-то уговорила Грега пойти со мной в клуб, и он тогда очень рад был, правда?

Она обернулась к своему мрачному бойфренду.

Он наконец-то кивнул, не глядя на меня. Точно смущается. Так что нас таких двое. Я на сцене ничего с себя не снимала, но все равно не люблю об этом вспоминать.

– Это так эротично было – то, что вы делали, – сказала она. – Так чувственно.

– Я так рад, что вам понравилось! – ответил Натэниел. – Я буду выступать завтра вечером.

Она просияла счастьем:

– Я знаю, я на сайте смотрела. Но о вашей подруге ничего там не было. Она повернулась ко мне: – Грег очень хотел бы знать, когда вы снова будете выступать. Правда, Грег?

Но смотрела она при этом на меня.

В голове у меня сразу сложился ответ: «Когда ад замерзнет». Что я сказала бы вслух, не знаю, потому что нас спас Натэниел:

– Вы помните, как уговаривали Грега прийти в клуб?

Она кивнула.

– А я должен был уговорить ее выйти на сцену.

– Правда? – удивилась она.

– Правда, – ответил Натэниел.

И наконец заговорил Грег:

– Это был ваш первый раз на сцене?

– Да. – Я думала, как выйти из этого разговора, чтобы это не было грубо. То есть я бы не против нагрубить, но Натэниел не стал бы. Для бизнеса плохо, да и вообще грубость – не его стихия.

– Не было впечатления, что у вас это первый раз.

И тут он на меня наконец посмотрел – таким взглядом, который у незнакомого мужчины видеть не хочется. Слишком много жару, слишком сексуально.

Я посмотрела на Натэниела, и взгляд мой говорил ясно: «Заканчивай этот разговор, а то я его закончу».

Натэниел понял этот взгляд – он достаточно хорошо его знал.

– Рад, что вам понравилось, надеюсь вас обоих завтра увидеть. Хорошего вам вечера.

И он двинулся уходить, я за ним. Грег придвинулся ближе:

– А вы завтра будете?

– Конечно! – улыбнулся Натэниел.

Он мотнул головой:

– Да не вы, она. Как ее зовут?

Я не собиралась называть ему свое имя. Вот не спрашивайте почему, но не собиралась. И снова на выручку пришел Натэниел:

– Ники.

Я глянула на него выразительно, но к паре стояла спиной, и они этого взгляда не увидели.

– Ники? – переспросил Грег.

Натэниел взял меня под руку и повел, балансируя коробкой в другой руке.

– Так ее зовут на сцене.

– Ники будет в клубе?

– Никогда, – ответила я и пошла быстрее.

Натэниел догнал меня. Когда его – то есть наши – фэны остались позади, у него на лице выразился ужас. Ужас перед грядущей ссорой.

Не настолько я разозлилась, чтобы не осматриваться на ходу в толпе, но все же пришлось злость в себе давить, чтобы видеть как следует. На самом деле неловкости было больше, чем злости, отчего грядущая ссора обещала быть еще сильнее: я терпеть не могу быть смущенной и стараюсь замаскировать смущение злостью. И тот факт, что я это знаю, никак не отменяет самого факта, что я это делаю. Просто я знаю, почему злюсь.

Я подождала, пока мы дошли до стоянки, и только там спросила:

– Ники? Что это еще за блядское имя?

– Первое, что вспомнилось, – ответил он.

Я отстранилась так резко, что он едва коробку не выронил:

– На сцену я больше никогда не выйду. Поэтому сценический псевдоним мне без надобности.

– Но ты же не хочешь, чтобы угадали твое настоящее имя?

Я нахмурилась:

– Часто бываю в новостях, рано или поздно они догадаются.

– Может быть, но если ты им дашь сценический псевдоним, они его запомнят, и будут считать тебя стриптизеркой, а не федеральным маршалом. Ты и без того дико смущаешься, что детектив Арнет нас тогда видела вместе на сцене.