Я попыталась сделать выражение лица между бесстрастным и довольным, и вышла, держа коробку в руках. Натэниел ждал у противоположной стены, держа мое и свое пальто и свою шляпу – в помещении в шляпе было бы жарко. Он улыбнулся, когда увидел меня, и направился ко мне:

– Кто-то это оставил в туалете?

Я показала ему, что на коробке мое имя.

– Я думала, ты хочешь сделать мне сюрприз.

– Ты не любишь сюрпризов.

У меня участился пульс – не сильно, но все же, и я встала так, чтобы у меня за спиной была стена. Вдруг я стала рассматривать публику, пристально рассматривать, но вид у всех был совершенно безобидный – по крайней мере не виноватый. Парочки, держащиеся за руки, семьи с детишками – нормальнее не придумаешь.

– Что там внутри? – спросил Натэниел.

– Маска, – ответила я шепотом.

– Можно посмотреть?

Я кивнула.

Он снял крышку и бумагу, пока я разглядывала довольных кинозрителей, выискивая злонамеренных. Одна пара смотрела на нас слишком пристально, но по причинам скорее всего иным.

– Такой вид, будто кто-то начал маску и не закончил, – сказал он.

– Да, слишком пустая.

– И зачем кто-то стал бы тебе такое дарить?

– Ты видел, чтобы кто-нибудь это вносил?

– Коробка большая, Анита. Я бы заметил.

– А не заходила ли какая-нибудь женщина с сумкой больше обычного?

– Не настолько, чтобы такую коробку спрятать.

– Натэниел, ты здесь стоял. Ты не мог не видеть.

Мы переглянулись.

– Но я не видел.

– Блин, – сказала я тихо и с большим чувством.

– Кто-то пытался воздействовать на тебя. Теперь воздействовали на меня, чтобы войти в туалет незаметно.

– Ты что-нибудь почувствовал? – спросила я.

Он подумал, потом покачал головой:

– Ничего.

– Блин еще раз.

– Позвони Жан-Клоду, – сказал он. – Прямо сейчас.

Я кивнула и дала ему подержать коробку, чтобы позвонить с сотового. Пока я ждала, чтобы Жан-Клод снял трубку, Натэниел завернул маску обратно. На этот раз Жан-Клод снял трубку сам.

– Мне сделали подарок, – сказала я.

– И что же тебе купил наш пушистый котенок? – спросил он, совершенно не обидевшись, что я не поздоровалась.

– Это не от Натэниела.

– Говорить загадками – это не твоя манера, ma petite.

– А ты спроси меня, что за подарок.

– Что за подарок? – спросил он, переходя на непроницаемый тон, которым так хорошо владел.

– Маска.

– Какого цвета?

– Кажется, ты совсем не удивлен?

– Какого она цвета, ma petite?

– Какая разница?

– Есть разница.

– Ну, белого, а что?

Он выдохнул – я даже не знала, что он задержал дыхание, – и несколько минут тихо и горячо говорил по-французски, пока я наконец не смогла его успокоить настолько, чтобы он говорил со мной по-английски.

– Это новость и хорошая, и плохая, ma petite. Белая – значит, они здесь, чтобы наблюдать за нами, а не вредить нам.

Я сдвинулась так, чтобы прикрыть рот рукой. Мне хотелось присматривать за проходящей мимо публикой, но совершенно не надо было, чтобы кто-нибудь подслушал разговор, обещавший быть непростым. И выходить наружу я тоже не хотела, пока не пойму, в насколько серьезной опасности мы находимся. Толпа в таком случае – и недостаток, и преимущество. Как правило, злодеи не любят начинать заварушку в толпе.

– А какой цвет означал бы вред? – спросила я.

– Красный.

– О’кей. А кто такие «они», поскольку, как я понимаю, это все значит, что на нас вышла эта самая тайна, кто она там есть?

– Ты права.

– Так кто это такие, эти они? И за каким хреном эти комедии плаща и кинжала с маской? Можно ж письменно или по телефону?

– Я не могу точно сказать. Маску полагалось бы прислать мне, как мастеру города.

– А зачем тогда мне ее посылать?

– Не знаю, ma petite.

Голос у него был сердитый, а обычно его рассердить очень непросто.