– Вот уж не подозревала, что у Арнет такие наклонности.

– Она тоже не подозревала.

Я всмотрелась в его лицо. Увидела на нем намек.

– А ну-ка, скажи это вслух – то, что у тебя в глазах читается.

– Больше всего ненавидишь в других то, что не нравится тебе в себе.

– Хм.

– Что такое?

– Примерно то же самое я сегодня думала.

– О чем?

Я качнула головой – в смысле не важно.

– Ты правда думаешь, что Грег и его подружка, услышав мой «сценический псевдоним», не докопаются до связи его с Анитой Блейк?

– Уверен. Они считают тебя стриптизеркой с именем Ники, и этого им достаточно. Ничего они копать не будут.

– Знаешь, странно, но мне как-то не дает покоя: отчего Ники? Отчего именно это имя?

– А про него я знал, что я его не забуду.

– Не забудешь? Почему?

– Потому что я под ним выступал, когда снимался в порнухе.

– Чего? – заморгала я.

– Ники Брэндон – под этим именем я снимался в фильмах.

Я даже не моргнула, а прикрыла глаза – как когда глубоко задумываюсь или слишком поражена, чтобы думать.

– Ты мне дал свой псевдоним из порнографии?

– Половину псевдонима.

Я прямо не знала, что сказать. Лестно мне это или оскорбительно?

– Объявляю эту перебранку прекращенной до тех пор, пока не соображу, о чем именно мы ругаемся.

– Анита, поверь мне, это не перебранка.

– А чего ж я тогда злюсь?

– Давай подумаем. В городе какие-то нехорошие вампиры, на нас воздействующие. Ты терпеть не можешь, когда фанатки узнают стриптизера Брэндона, а сегодня еще и тебя узнали как выступавшую на сцене. Раз ты стесняешься моей работы, еще больше тебе будет неловко, если кто-нибудь подумает, будто ты можешь выступать в стриптизе.

– Я не стесняюсь твоей работы.

– Стесняешься.

Я двинула машину вперед:

– Нет, говорю!

– Тогда в следующий раз, представляя меня своим друзьям, не говори просто «танцовщик». Скажи «исполнитель экзотических танцев».

Я закрыла рот и стала сдавать задним ходом. Да, он прав, я бы так не сделала. И представляла бы его и дальше как танцовщика.

– Ты правда хочешь, чтобы я так тебя представляла?

– Нет, но хочу, чтобы ты не стыдилась того, что я делаю.

– Я не стыжусь ни тебя, ни твоей работы.

– Хорошо, как скажешь.

Но слышно было, что он просто уступает мне победу, а я не права и никакой победы нету. Вот когда он так делает, я терпеть не могу. Просто он вдруг в середине спора перестает спорить, не потому что проиграл, а просто больше не хочет. Ну как ссориться с человеком, который не хочет ссоры? Ответ простой: никак.

А хуже всего, что он был прав. Меня его работа смущала. Не должна была, но смущала. Подростком он был беспризорником, проституткой и наркоманом. С наркотиками он покончил уже четыре года назад. Из «жизни» он вышел, когда ему было шестнадцать. Снимался в порнофильмах, и я это знала, но не пережевывала. Это дело он бросил примерно тогда же, когда перестал зарабатывать проституцией, но тут у меня уверенности не было. Так я же и не спрашивала в открытую? Он – леопард-оборотень, а потому никакую болезнь, передающуюся половым путем, подхватить не может. Ликантропия убивает в теле хозяина любую инфекцию, храня его здоровье. А потому я могла делать вид, что у него не больше половых партнеров, чем мне хочется знать.

Я стояла у светофора напротив пекарни «Сент-Луис Бред компани», когда спросила:

– Хочешь услышать, что сказал мне Жан-Клод про маску?

– Если ты хочешь рассказать.

И голос у него был очень злой.

– Ты прости, но мне иногда бывает неловко говорить о твоей работе…

– Ну, зато ты хотя бы это признала.

Зажегся зеленый, я двинулась вперед. Снегу лежало два дюйма, а все уже забыли, как по нему ездить.