– Ай-ай-ай, неосторожно! – Готфрид увернулся от ответного удара второй клешни, которая с грохотом врезалась в асфальт там, где он только что стоял. – теряете хватку, мой многоногий друг?

Он не просто сражался. Он танцевал. Это был танец смерти, брутальный и кровавый, но исполненный с извращенным, почти артистическим мастерством. Каждый его удар был точен и сокрушителен. Его цвайхендер вспарывал хитиновые панцири, отсекал конечности, разрубал тварей пополам. Кровь – черная, зеленая, фиолетовая – хлестала фонтанами, заливая брусчатку, стены домов и самого Готфрида, который, казалось, совершенно не замечал этого, лишь шире улыбаясь безумной, хищной улыбкой.

– Что, уже устали? – прорычал он, когда очередная волна мелких, юрких тварей, похожих на гигантских сколопендр с человеческими черепами вместо голов, хлынула из ближайшего переулка – а я только разогреваюсь!

Его меч превратился в размытое пятно. Головы летели с плеч, многосуставчатые тела разлетались на куски. Он двигался сквозь них, как жнец сквозь спелую пшеницу, оставляя за собой просеку из растерзанной плоти. Гортанные звуки, похожие одновременно на рык и смех, вырывались из его груди.

– Ну же, твари! – взревел он, отшвырнув ногой полуразрубленную тушу. – Покажите мне что-нибудь новое! Ваши предки были куда изобретательнее в плане внешности и тактики! Эти даже не стараются!

Он заметил, как несколько солдат пытаются вести огонь из-за укрытия, их пули беспомощно рикошетили от панцирей или вязли в мерзкой плоти.

– Дети! – крикнул он им, не оборачиваясь, но его голос перекрыл грохот боя – это вам не тир! Хотите помочь – молитесь своим божкам, чтобы я не споткнулся и случайно вас не задел!

В какой-то момент он отбросил меч в сторону – тот с глухим стуком вонзился в асфальт. Готфрид голыми руками схватил одну из тварей покрупнее, похожую на гибрид паука и богомола, за ее сегментированные конечности. Раздался отвратительный треск ломаемого хитина, и он оторвал ей одну из лап, используя ее как дубину, чтобы размозжить голову другой подвернувшейся твари. Фонтан зловонной жижи окатил его с ног до головы.

– О, какой пассаж! Какая экспрессия! – хохотал он, его глаза горели стальным безумием – давненько я так не веселился! Спасибо, Элеонора, ты почти угадала с развлечением!

Наконец, добрался до «Гласа Бездны» – огромной, бесформенной массы пульсирующей плоти, усеянной десятками вибрирующих голосовых мешков и ртов, извергающих тот самый инфразвуковой вой. Вокруг него земля трескалась, а воздух искажался.

– А вот и примадонна! – прорычал Готфрид, выдергивая свой цвайхендер из асфальта – заждались аплодисментов? Боюсь, оваций сегодня не будет. Только кровь и тишина.

Он ринулся на это воплощение ужаса. Инфразвуковая волна ударила по нему, способная свести с ума любого человека, заставить кровь кипеть в жилах. Готфрид лишь поморщился, как от назойливой мухи.

– Тише, тише, дорогуша – пробормотал он, занося меч – фальшивите.

Удар пришелся точно в центр пульсирующей массы. Раздался звук, похожий на разрыв парового котла, смешанный с предсмертным воплем тысячи душ. Черная энергия хлынула из раны, но Готфрид уже наносил следующий удар, и еще, и еще. Он рубил, кромсал, вонзал свой меч в дрожащую плоть с упоением маньяка, нашедшего свою музу.

Извращенное удовольствие искажало его черты. Это была не просто битва, это был акт творения и разрушения одновременно, симфония боли и смерти, где он был и дирижером, и первым солистом.

Военные, забившиеся в укрытия, наблюдали за этим с открытыми ртами, забыв про страх перед монстрами. Теперь их ужас был сосредоточен на этой одинокой фигуре в залитом кровью плаще, которая в одиночку устраивала геноцид инопланетным захватчикам, при этом отпуская саркастические комментарии и откровенно наслаждаясь процессом. Они не знали, кто он такой – спаситель или еще более страшная угроза.