Элеонора де Монтескье на мгновение замолчала, и на ее лице появилась едва заметная, хищная улыбка, очень похожая на ту, что часто играла на губах самого Готфрида.

– Я могу предложить вам то, чего вы, возможно, не испытывали уже очень давно, сэр Айзенвальд, – ее голос понизился, стал почти интимным, несмотря на электронное посредничество – я предлагаю вам войну. Совершенно новую войну.

Готфрид чуть склонил голову, в его глазах вспыхнул неподдельный интерес.

– Войну? – переспросил он, и в его голосе прозвучали нотки, которых агенты у него еще не слышали – нечто похожее на предвкушение – о, как это…интригующе. Но мир всегда воевал. Ваши мелкие стычки, ваши «миротворческие» операции, ваши гражданские конфликты…все это так утомительно и предсказуемо. Какую «новую» войну вы можете мне предложить, дитя, чего я еще не видел?

Улыбка Элеоноры стала шире.

– Это будет не локальный конфликт, сэр Айзенвальд. И не региональный. Это будет мировая война – произнесла она отчетливо, делая ударение на каждом слове – первая настоящая мировая война со времен тех, что вы так хорошо помните, только на этот раз противник будет не из плоти и крови, по крайней мере, не в привычном понимании. Угроза, с которой мы столкнулись, «Морбус-Омега», слишком сильна, слишком всеобъемлюща для отдельных наций или даже союзов. Она потребует мобилизации всех ресурсов, всех сил, включая те, что мир предпочитал бы держать под замком. Включая вас.

Готфрид фон Айзенвальд замер. Тишина в зале стала почти осязаемой. Затем по его губам медленно, очень медленно, расползлась широкая, жутковатая улыбка. Это была улыбка существа, которое веками наблюдало за людской суетой свысока, с презрением и скукой, и вдруг увидело нечто, способное развеять эту вековую тоску. В его глазах, казалось, заплясали багровые отсветы далеких пожарищ.

– Мировая война… – пророкотал он, и его голос был подобен грохоту обвала в горах – война против неведомой хтонической дряни, способной пожрать все сущее…что ж, мадемуазель де Монтескье, вы почти убедили меня.

Он сделал театральную паузу, наслаждаясь моментом и выражением лиц застывших агентов.

– Это звучит восхитительно хаотично. Кроваво. И, возможно, даже не так скучно, как последние несколько столетий. Хорошо, Элеонора де Монтескье. Считайте, что ваш старый, уставший, жестокий и саркастичный реликт готов немного размять кости. Но учтите – его улыбка стала еще шире, обнажая на мгновение слишком острые клыки – я буду играть по своим правилам. И если мне станет скучно…что ж, тогда вашему «Морбусу-Омеге» придется подвинуться, потому что у него появится конкурент.

Он отступил от телефона, взмахом руки указывая на дверь.

– Мои условия мы обсудим позже. Без свидетелей. А пока, ваши щенки могут убираться. И передайте своим аналитикам, что их психологический портрет требует серьезной доработки. Я не просто «безразличен к человеческим ценностям». Я их активно презираю. И это, дитя мое, делает меня гораздо более эффективным оружием.

– Контракт подписан кровью, сэр Айзенвальд, пусть и метафорической, – голос Элеоноры де Монтескье из динамика телефона, который Рихтер все еще нервно сжимал, прозвучал на удивление буднично, словно они обсуждали поставку канцелярских товаров, а не судьбу мира – мы вышлем за вами транспорт. Будапешт. Кажется, там назревает вечеринка как раз в вашем стиле. Кодовое имя основной цели – «Глас Бездны». Остальное узнаете на месте. Постарайтесь не сравнять с землей весь город до того, как мы эвакуируем хотя бы часть гражданских. Хотя, зная вас…