Ажорка вместе с дорогой – улица Дальняя, – поворачивала почти строго на север на углу первого участка, где ещё был забор. Западный берег реки в этих местах высок и крут, скальные породы рыжих и серых оттенков обнажились. Они отбрасывали серо-зелёную воду, и на восточный берег накатывали волны. Вдали терялся длинный мост с одной низкой аркой.

За кирпичными коробками брошенных участков Старой Кисловки чернели овраги. До ближайшего из них, длинного и широкого, с грязной водой на самом дне, окаймлённого бурой травой и вьюном, всего-то шагов тридцать от последнего участка. Бывшая пашня, вся изрезанная этими оврагами, шла до самого лесочка на западе. Всяэта территория давно пустовала, люди редко сюда заглядывали, хотя жилые дома располагались всего лишь в полусотне метров от первого из недостроенных. Кисловские коты и кошки своими песнями изредка мешали людям заснуть, когда собирались на Месте Встречи для обсуждения накопившихся новостей.

Природа, казалось, приготовилась к сегодняшнему особенному дню, ждала некоего важного события, и потому загодя выгнала людей из жилищ и изувечила их поля. В эту субботу и птицы облетали стороной и пашню, и остовы зданий на повороте улицы Дальней, избегали оврагов.

Сквозь резко очерченные просветы грязно белого небесного покрова пробивались потоки солнечного света. Широкие лучи, как на пейзаже, написанном маслом, упирались в землю. В большом овраге стало светло.

И тут что-то произошло: через один из просветов в облаках протянулся к земле конус с зеркальной поверхностью. Своим основанием этот объект накрыл бывшую пашню, овраги, кирпичные стены, старую разбитую дорогу. Отражение неба неуловимо быстро изогнулось, внутри конуса мелькнула продолговатая тень. Зеркальный конус исчез также быстро, как и появился. Тихий стон прокатился в воздухе. Серый туман заклубился над большим оврагом. Никто из людей этого не видел, конечно.

Алымов-старший, кряхтя, ухватился за монтировку, и попытался приподнять установку: телескоп должен стоять ровно, не качаться. Ножка треноги опасно задралась, задела ногу Олега. Тот бросил молоток, и помог отцу. Уголок толи остался не прибитым к доскам конструкции, напоминающей лёгкий тент, который сумеет передвинуть один старик, чтобы защитить от дождя себя и довольной дорогой телескоп, «Звездогляд-1005».

Отец и сын спустились с крыши – пора пообедать и отдохнуть. Поднялись на веранду, и Виктор Иванович тут же устало уселся на скамейке.

– Олежка, а скажи, когда у меня тут второй внук станет бегать?

Олег тяжело вздохнул, вытер пот со лба. От грязной перчатки на лбу остались разводы и небольшой кусочек опилок. Олег снова вздохнул и сел на скамеечку рядом с отцом, ладонями упёрся в колени, пальцами их сжал.

– Боимся мы, отец. Ты же знаешь, Никитка трудно родился. И болеет.

– Знаю, как не знать-то, – ответил Алымов и опустил голову.

– Что ж, теперь так и будете, втроём? Хоть тогда Никитку привезите.

– Ладно, отец, привезём, лето ещё долгое. – Олег хотел привезти сына. Только Леночка не отпускала. «Ну что там делать моему мальчику?» – щебетала она суетливо, торопясь произносить слова. «Пусть тут играет, во дворе полно детишек, а у деда нашего в деревне никого нет же», – и она права, здесь малых детишек почти и нет, Стёпка Уваровых да Мишка. Остальные же – это ребятня постарше. Незачем Никитке с ними водиться.

После обеда Алымов-старший прилёг вздремнуть, Олег расположился в большой комнате дома с ноутбуком. Елена ждала звонка. Надо отчитаться, спросить о том, что надо прикупить на обратном пути. Хорошо, что «Механик» рядом, интернет и здесь теперь имеется.