На том конце провода почувствовалось явное замешательство, быстро, правда, прошедшее: тёртый калач явно не собирался проигрывать и проявлял настойчивость.

– Ну, дорогой мой, это формула эскапизма, не для нас с Вами!

Никита внутренне содрогнулся – подобного выверта он никак не ожидал, познания незнакомца в сфере словесности казались безграничными, а тот тем временем продолжал:

– А Вам не кажется, дорогой мой (опять дорогой), что фиксация образов ушедших, даже, давайте начистоту, если бы они действительно существовали, то это всё равно некая попытка сохранить собственную распадающуюся идентичность, остановить мгновение, ставя себя подсознательно в один ряд с великими из прошлого. Такая попытка примерить чужое одеяние, немного ветхое, но вечное. А я Вам предлагаю сделать небольшой шажок в сторону, потом, если захотите, двинуться вперёд!

Разговор начинал утомлять, спорить становилось всё труднее – незнакомец обладал неплохим умением вести дискуссию и определённым знаниями, но манера говорила о склонности к монологу, где мнение собеседника неизменно отодвигалось на второй план.

– Пожалуй, – решил поставить точку Остроумов, – Вы в некотором роде правы. Все мы, как известно, пришли из детства, и моя вселенная, уж простите за пафосность, это фактически мир ребёнка, взрослого дитя, в сердце которого навсегда сохранился отпечаток прошлого, дополненного воображением.

Но точку всё-таки поставил собеседник.

– Вот что, уже поздно, так что давайте отложим окончательное решение на какое—то время, и не спешите, все так изменчиво в этом мире, да и в Вашей вселенной, как Вы её хорошо окрестили! Ничего запредельного мы Вам не предлагаем – будем только сюжетики изредка подкидывать и паблисити обеспечим, не извольте сомневаться! А там творите себе на здоровье, на общее благо, так сказать. Свяжемся, а пока думайте!

В трубке щёлкнуло, отбой.

Выглядело странно и как—то неконклюзивно: разговор вроде бы ни о чём, да и ситуация у Никиты ещё на патовая, но близка к критической: картины жили в углу, наваленные одна на другую, нового интереса особо никто не проявлял, первые отклики прогремели почти триумфально и вроде бы о нем забыли. На время, хотелось надеяться, но время шло.

Действительно, задумался наш художник: если подходить здраво, то вроде бы ничего, нарушающего исповедуемые принципы, незнакомец не предлагал. Многие грешили заискиванием и поиском протекции, находили, причём их работы, казалось, и так отличались смелостью и интересными сюжетами, но без солидной рекомендации оставались на хранении в многочисленных студиях, в лучшем случае – в музейных запасниках, безнадёжно пылясь в ожидании чуда своего открытия миру. Неприятной показалась другая реплика, касавшаяся «сюжетиков». В этом вопросе никакого компромисса он себе не представлял: только своё видение, свой стиль, свои идеи! Писать под диктовку он не сможет, даже если она не прозвучит категорично, оставляя ему пространство для самовыражения. Вот так, решил Никита, и никак иначе! Это, конечно, если ещё позвонят.

Переход страны на рельсы социалистического хозяйствования шёл неровно, скачкообразно, новые формы сменяли предшествовавшие, за которыми следовали непредсказуемые последствия, изумлявшие планету неожиданностью поворотов и изобретательностью реформаторов первой волны, задумавших строительство нового мира. Споры о случайности происходящего, не вписывающегося в общепризнанную закономерность, превращались в ожесточённые схватки, воспринимавшиеся как некая неизбежность, итогом которой должен стать выбор единственно верного курса. Случались и перегибы, о которых потом сожалели, но виновники публично каялись, при этом методично продолжали начатое, не всегда безобидное.