Инициатор внутриведомственной забавы выглядел бесконечно довольным, так как изобретённая шутиха должна была, по идее, обеспечить ему быстрый карьерный рост. О том, что светлые помыслы не принесут желанных плодов, Никита узнает много позже через несколько лет после самоувольнения, не наделавшего, впрочем, большого шума (понимание бессмысленности происходящего тогда всё—таки посетило чью—то светлую голову, так что ушёл он по—тихому, без хвоста глумливых насмешек в спину), но через несколько лет после его ухода, не наделавшего, впрочем, большого шума. А как хотелось уйти громко – данные Никитой оценки подобных нововведений на расширенной коллегии ведомства в итоге полностью подтвердились, подобные новации признали пустыми и вредными, а у нашего героя появился опыт, как отличить статусное славословие от осмысленного суждения.

Но вот что стояло теперь за глубинными размышлениями о сути его творчества, результате ночных бдений, понять никак не мог. Вынужденный заняться живописью после нелицеприятного разговора с носителями нетленной министерской мудрости, он достаточно быстро обрёл уверенность в себе и, как ему казалось, нашёл своё место в лабиринте творческих исканий. Правда, до ухода с госслужбы Никита даже представить не мог, сколько подводных камней ему придётся встретить на этом поприще, а если ещё и возраст взять в расчёт… Ему казалось, что творческая деятельность не должна сопровождаться таким обилием проблем и страстей: знакомые загадочно улыбались, перешёптываясь в сторонке, друзья пытались отговорить, указывая на отсутствие профессионального образования и о чём—то судача за спиной, не выказывая в открытую никаких эмоций. Бывшие коллеги при встречах, по большей части случайных, комментариев не делали, но неизменно усмехались, как бы пытаясь сказать:

– Ну, братец, погоди, ещё неизвестно, куда тебя заведёт; зато у нас всё стабильно, так что заглядывай, если вдруг…

Что стояло за многозначительным «вдруг» приходилось гадать, и только его благоверная оказалась той единственной, кто безоговорочно поддержал неожиданное начинание, в то время, как все остальные разделились, условно говоря, на две группы. Первая группа – отказники, как их определил для себя Никита, к которым ранее он причислял самых близких и, казалось, надёжных сотоварищей, за его спиной, как донесла молва, говорили что—то о неустойчивости психики, эмоциональном надрыве, профессиональном выгорании и прочем несусветном. Воспринималось странновато, так как при личном общении отношение казалось достаточно благожелательным, даже поощрительным: отмечали новизну, необычность и всё, что полагается для выражения поддержки в рамках светской беседы. Сдержанная политкорректность придавала дававшимся оценкам большую значимость, акцентировавшуюся флёром некой объективности, источником которой, как стало ясно позднее, являлись заимствования из отдельных статеек по искусствоведению. Про их истинное отношение – смесь чванливого глумления с заимствованным из публикаций всезнайством – новоявленный художник узнал от совершенно постороннего человека и немедленно прекратил общение с лицемерами (к их, надо сказать, немалому удивлению, причём вполне искреннему), а попытки прорыва через выстроенную им баррикаду, своего рода firewall, легко пресёк, заблокировав доступ к мобильнику, благо современные технологии позволяют решать такие проблемы одним касательным движением по диагонали экрана новомодного гэджета.

А вот со второй группой, как ни странно, оказалось гораздо сложнее, так как ни к друзьям, ни к близким или наперсникам отнести их никак не мог и отклика на свои художества не ожидал вовсе. Наверное, поэтому и названия этой группе он не нашёл, так и окрестив её впоследствии – безымянные. Причины подобной дихотомии станут вскоре понятны: в первом случае он превратился в чужака среди ровней, вроде бы своих, не допускавших и мысли о том, что кто—то посмеет сделать шаг в сторону, выйти за пределы привычного благополучия, посмев заявить о себе индивидуально. Зато вторая, безымянная, была равнодушна, судила обо всем с вершин своей устроенности, оценивала окружающий мир довольно скептически, беспристрастно, давая порой нелицеприятные характеристики окружающей среде, оказывавшиеся нередко достаточно объективными. И присмотрелись к малоизвестному живописцу, сумевшему ценой фантастических усилий протолкнуть свои картины на одну модную арт—площадку.