Катя сидит, полуприкрыв глаза и тихо улыбаясь, внутренне оттаивая в тепле и тишине кухни, и я не мешаю ей – знаю, как ей всегда, с детства, нравится сидеть здесь, даже на том же стуле… А странная улыбка так и не сходит с ее лица. Машинально она берет вилку и начинает торопливо есть, но вдруг отшвыривает ее и разряжается:

– Слушай, а ведь я влюбилась!.. Втрескалась вдрабадан!

– В кого опять?

– Да почему «опять»-то? – возмущается она. – Я, между прочим, в последний раз была влюблена… та-ак, – она на секунду задумалась, – да, тринадцать лет назад! И знаешь, в кого?

– В Игоря, наверное? – сообразила я, судя по арифметике.

– Конечно!.. О-ох, что-то будет! Что-то, чувствую, будет!

– Да в кого хоть – объясни толком?

– В Воронцова – в кого же еще!

– М-да-а, – произнесла я нечто бессмысленное и усмехнулась: эка невидаль – да в него влюблены в городе сто тысяч женщин, не меньше, и добавила, чтобы охладить ее: – Ну что ж, будешь сто тысяч первой.

– И пусть буду! Плевать! – запальчиво отрезала она.

– Но ведь ему, по-моему, далеко за пятьдесят?

– Он мужчина без возраста!.. У него такой товарный вид! – выразилась она в полном соответствии со своим рыночным лексиконом.

– И когда успела? – спросила я, понимая, что не миновать сегодня истории ее страсти, и готовая слушать – мне спешить некуда.

– Представь себе: не далее как сегодня утром даже не были знакомы! – Выплеснув главное, Катя вспомнила, наконец, о своей тарелке и взялась снова работать вилкой, продолжая отрешенно улыбаться, а затем продолжила, уже спокойнее: – Так пафосно всё было, когда встретились: «Слышал, слышал о вас, Екатерина Васильевна! Очень приятно, весьма признателен!» – А как всмотрелся в меня – глазки заблестели, расчирикался и чуть ли ножкой не шаркнул: «О, да вы хороши! Вы прелестны!» Потом давай бумаги смотреть, которые я составила, а я постаралась: подготовила так, что комар носа не подточит. Прочитал их внимательно, и – ни одного замечания! Даже удивился – решил, видно, что раз я «прелестна», значит, у меня мякина в голове!.. Потом поехали в управление юстиции – утверждать документы; он берет меня с собой: вдруг замечания будут? И там – ни одного замечания! На вопросы отвечала только я – ему и пикнуть не дала. Он не ожидал такого, даже уважением ко мне проникся!.. Потом пошли пешком по городу. И всё говорили, говорили…

– О чем же вы говорили?

– Да обо всем… Спрашивал, какое у меня образование, где работала, какие планы… Слушай, Тайка, у тебя японская поэзия есть?

– Зачем?

– Прикинь: он японскую поэзию любит – стихи мне читал! Он столько знает!.. Босой, или Басёй – есть такой?

– Басё. Ну, есть.

– Ой, дай почитать!.. И всё-всё мне про них расскажешь, а то я дура-дурой рядом с ним!.. У меня такое ощущение, что я всю жизнь его любила!

– Поздравляю! – рассмеялась я, а сама подумала: ну что ж, и на старуху бывает проруха – так отчего ж этакая любовь не может навалиться на Катю? Да если при этом еще гипноз имени, как у Воронцова!.. Правда, у Кати на этот счет закавыка: столько выдано деклараций о несостоятельности мужского пола – а тут нате вам! Потому я и позволила себе чуточку посмеяться:

– Думаю, у тебя это пройдет легче, чем насморк. Но рада, что ты втюрилась: оказывается, твое презрение к мужчинам – миф?

– Я не перестала их презирать! – яростно возразила она. – Как были, так и остались козлами, но Вячеслав Аркадьич – другое дело: это такая лапочка! Мне даже неважно, мужчина он или уже нет?.. – И она принялась описывать мне все его прелести: какая благородная седина у него в волосах да какие печальные и одновременно внимательные, всё понимающие глаза, какое усталое лицо с ямочками на щеках, которые хочется гладить ладонями и целовать, да какой у него бархатный, с необыкновенной гибкостью интонаций хрипловатый голос усталого человека, которому приходится много говорить и убеждать – и в то же время какая в этом человеке твердость, какая страстность; такого можно слушать и слушать, не перебивая, не возражая… Катя не просто рассказывала о нем – она пела гимн человеку, и он у нее оказывался отнюдь не «козлом», не «шлаком», не «дерьмом», а существом иного, небесного порядка. И – только по имени-отчеству, которые звучали в ее устах музыкальным рефреном…