Между прочим, до той поры я не сталкивалась со столь откровенным ее цинизмом по отношению к мужчинам и просто-напросто недоумевала: отчего это в ней проявилось именно теперь, да еще с таким, я бы сказала, насмешливым презрением? То ли возрастной, то ли другой какой кризис в Кате тому виной? – ломала я голову. – Или образование на нее так странно действует?..

И все же, кажется, я догадалась, в чем тут дело. Я ведь зло смеюсь над «бедненьким» Дон Жуаном с его потерянным идеалом. Ну, допустим, был у него идеал, и он его искал. Так ведь и у Кати тоже были свои идеалы! Знаю, как жгуче она завидовала, когда я училась в университете, а теперь работаю там, в каком-то заоблачном, страшно далеком от ее житейских забот, чисто духовном, высшем мире. Знаю, с какой охотой она забегала ко мне на работу, с какой жадностью подглядывала, будто в щелку, за крохами университетской жизни – и вот сама стала пусть маленькой, но частичкой этой жизни! И чуть только освоилась в ней, тотчас же принялась испытывать нашу университетскую интеллигенцию мужского пола «на зуб», как пробовали когда-то на зуб золото: настоящее – или фальшивое? И получалось, что наша интеллигенция не выдерживала Катиного испытания: такими же точно «мужиками» оказывалась, с какими Катя столько лет общалась: с торгашами, шоферами, грузчиками, ворами, рэкетирами… То есть настоящим, неподдельным «дерьмом», по Катиной классификации, оказались наши университетские интеллигенты.

Да, конечно, «дерьмо» и грязь всюду были и есть – никуда от них не денешься, сама знаю; но ведь есть же в нашей жизни и другое, то, чего Катин профанный взгляд не в состоянии увидеть! Как уравновесить эти две стороны жизни? И существовала ли когда-нибудь жизнь без «дерьма»? И возможна ли жизнь без него в принципе? Вот в чем вопрос!

И что еще интересно: насколько я поняла, судя по ее насмешкам над этими горе-любовниками, отношений с ними она и не принимала всерьез, и никакого сексуального удовлетворения не получала – не для этого она их соблазняла, и не очень-то убедительно, что она занималась этим из желания иметь пятерки. Сомневаюсь, что ей это было очень нужно: ведь у женщин-преподов она их получала без всякой халтуры и заискивания – скорей, наоборот, в Катином поведении всегда было что-то такое, что злило и раздражало женщин: женственность ли – или некий дух соперничества и беспокойства, который она вносила своим присутствием?.. Катин подспудный опыт невольно учитывал поправку на это при контактах с женщинами.

Для чего ж ей тогда было соблазнять наших ученых козлищ? Не получала ли она некоего удовольствия от соперничества с ними в своеобразных поединках, от победы и торжества над ними? Где-то в глубине души ей вопрос разрешить надо было относительно их, твердую обетованную землю найти, стать на нее и опереться, чтобы эта земля не уходила из-под ног, как болотная жижа, а нашим ученым простакам казалось, наверное, что они наивную студентку, как глупую рыбешку, на крохотный крючочек ловят? Вот еще в чем вопрос…

Так что с успеваемостью, во всяком случае, у нее было все в порядке. Но разве бывает так, чтобы человек был абсолютно всем доволен, чтобы – совсем никаких проблем? Конечно, были они и у нее. Может, и не ахти какие значительные, но доставлявшие ей уйму переживаний.

Поступая в университет, она, видно, мечтала о том, что у нее появятся теперь «элитные» друзья и подруги – судя по тому, что примерно в то же самое время, когда она поступила, в ее лексикон затесались эти выражения: элитный мужик, элитная девица и особенно – элитная компания, в которой, по ее разумению, должны непременно тусоваться самые образованные и интеллигентные люди; ей, выросшей среди матерщины и подзатыльников, очень уж хотелось прорваться в эту самую «элиту». Я подтрунивала над нею и пыталась объяснить ей, что, кроме элиты чинуш и воришек, никакой другой элиты у нас нет и быть не может, потому что настоящая элитарность формируется столетиями отбора и что ничье присутствие тебя, кроме тебя самой, элитарной не сделает, поэтому озвучивать это свое желание тусоваться в элитарной среде она при мне стеснялась; однако я прекрасно знала, что оно весьма заботит ее и занимает ее воображение.