Мы спускаемся вниз, и, попрощавшись, я иду к сержанту, что прохаживался возле входа в ожидании меня. Подойдя к нему, я хмуро смотрю на его бесцветное лицо, что было почти одного цвета с его формой, и сержант вытягивается в струну, вытягивая свою длинную и худую шею ещё выше.

– Показывайте дорогу, сержант, – я холодно обращаюсь к нему, не давая ему заговорить.

Сержант поворачивается, и быстрым шагом идёт по дороге, к вытянутому, трехэтажному зданию вдалеке. Он не сбавляет шаг, и даже не оборачивается, а я не спешу его нагонять: рана над бедром заживала стремительно, и уже не беспокоила болью, но мне, на самом деле, не хотелось бежать вслед за сержантом.

Я осматриваюсь по сторонам, и замечаю, что по дороге впереди, и позади нас идут высшие чины: капитаны и майоры, иногда встречались лейтенанты. Мундиры пестрели своими яркими и чистыми цветами. Мне стало неловко из-за того, что я была в одной футболке, без своего чёрного мундира с жёстким воротником. Мой вид выбивался из всей этой картины, я выглядела хуже, чем впереди идущий сержант: он в форме, а я в футболке из шкафа Армина, в запачканных ботинках, и с рюкзаком на плече. Тут же ко мне приходит осознание, что на мне лишь одна футболка, а топ я так и не надела. От одной этой мысли мне становится плохо: я буквально задыхаюсь от охватившей меня паники. Я так не позволяла себе выглядеть даже дома!

Испуганно оглядываясь по сторонам, меня преследует мысль, что все обратили внимание на мой внешний вид.

– Капитан?

Сержант обеспокоенно смотрел на меня, ища встречи взглядом, пока мой взор рассеянно гулял по спинам проходящих военных.

– Капитан, как вы себя чувствуете? С вами всё в порядке?

Я с трудом фокусируюсь на лице сержанта, и на том, о чём он меня спрашивает.

– Рана немного беспокоит, – тихо выговариваю я, свою неумелую ложь.

«Я же буду в таком виде сидеть среди всех!»

– Простите, капитан, я не думал, что вы так себя плохо чувствуете, – сержант на глазах бледнел, – нам, наверное, придётся вернуться.

Он осматривался по сторонам, словно искал помощи.

– Нет, – я неуверенно возражаю, – пойдёмте вперёд.

«Может, получится достать из рюкзака рубашку?»

Но вспомнив, как поспешно я затолкала туда одежду, моя надежда рушится.

Сержант изредка посматривал на меня через плечо, но уже не шёл так быстро. Чем ближе мы подходили, тем больше поражало меня своей красотой и масштабом, обветшалое здание. Огромные колонны, от первого и до третьего этажа, с облупившейся краской, поддерживали просторную галерею на втором этаже, что тянулась во всю длину здания. Резные карнизы, местами были повреждены, обнажая непокрытую белой краской древесину. Массивные тяжёлые двери, были распахнуты настежь, впуская внутрь разномастную толпу.

Сержант уверенно лавирует среди толпы, что замедляла свой ход, стоило только переступить порог этого дома. Многие останавливались прямо на нашем пути, желая поговорить с тем, кто попадался им на встречу, чем создавали неудобство.

В вытянутом коридоре, полностью отделанным деревом, царил полумрак. Высокие, рассохшиеся рамы, с облупившейся краской, не пропускали достаточно света, из-за зарослей плодовых деревьев. Сад представлял собой густые заросли, где яблоневые и грушевые деревья, тесно соседствовали с другими деревьями и кустарниками. Раскинув свои кривые ветви, они переплетались друг с другом и путались, не давая солнечному свету проникнуть в помещение. Воздух казался тяжёлым, сырым, пропитанный запахом плесени, и душным, из-за такого скопления людей. Меня то и дело, кто-то толкал, и я прижимала лямку рюкзака к себе всё сильнее, боясь, что у меня его вырвут, в очередной раз, задев меня.