Постельное бельё выглядит свежим и идеально разглаженным. Я осторожно сажусь на край, с намерением дождаться Армина, чтобы поговорить. Голова постоянно падает, и я ложусь. Подушка приятно прохладная на ощупь. Я пропихиваю одну руку вниз, а другую кладу сверху, и сразу же, незаметно для самой себя, проваливаюсь в сон.

Проснувшись, я долго не могу понять, где я. Привстав на локте, осматриваю комнату, и вспоминаю, что хотела дождаться Армина. Эта мысль пробуждает меня окончательно. Я сажусь на край постели и прислушиваюсь. За дверью никого не слышно, в ванной тоже никого нет. Армин, возможно, внизу, в госпитале. Взглянув на коммуникатор, убеждаюсь в правильности своих мыслей – уже почти полдень – Армин занят работой.

Плюхнувшись обратно в постель, чувствую исходящий от подушки запах его одеколона.

«Ну, конечно же, ведь это его спальня».

Повалявшись ещё некоторое время, я нехотя встаю, и направляюсь в ванную комнату.

Вернувшись в спальню, я слышу шум воды из кухни. Решив, что это Армин, я останавливаюсь возле окна и смотрю вниз, на широкую, заполненную людьми, улицу. Теперь она напоминала оживленный город, с разницей в том, что толпа пестрела всеми возможными цветами. Все оттенки синего, фиолетового, коричневого, красного и зелёного. Люди, словно огромная стая попугаев из двадцать первого округа, сновали по грунтовой дороге вверх и вниз, смеясь и шумно разговаривая. Гул голосов был слышен даже через плотно закрытое окно.

Среди этой пестроты, больше всего выделялась форма солдат из шестнадцатого округа. Их белая форма, с чёрными рубашками, приковывала к себе взгляд, среди этого цветового многообразия. Военные в белых мундирах, держались обособленными группами, иногда опасливо провожая взглядом, солдат в жёлтой форме. Последние же, в потускневших и потёртых мундирах и куртках, были настроены очень агрессивно: они оборачивались на каждый взгляд в их сторону, выкрикивая что-то, заставляя всех вокруг обходить их. Сейчас мне вспомнились слова Франца о том, что пятнадцатый и шестнадцатый округа ведут свою войну, и «жёлтые» не забыли того унижения, что им нанёс Анталион и все, кто поспешил примкнуть к новому строю.

«Всё же столица предусмотрительно разделила каждый округ по цветам: так выявить предателей ничего не стоит» – приходит мне на ум, пока я окидываю толпу взглядом.

Из-за двери послышался грохот тарелок, и тихая ругань. Отвернувшись от окна, я направляюсь в комнату. Когда я открываю дверь, в нос бьёт запах подгоревшей еды.

Армин, стоял возле плиты, и отчаянно скоблил лопаткой содержимое сковороды, что уже не желало отделяться от неё. Заметив меня, он замирает, оставив сковороду на плите, от которой начинал идти дым.

– Давай лучше я?

Подойдя к нему, я забираю сковороду и лопатку, и пытаюсь отскрести пригоревший бекон.

– Да, – Армин отвечает растерянно, – я тогда, пожалуй, кофе сварю.

Он тянется к шкафчику:

– Ты же всё ещё пьёшь кофе? – поспешно спрашивает он.

Улыбнувшись, я киваю ему, и замечаю, как Армин наклоняет голову вниз. Его отросшие волосы выскальзывают из-за уха и скрывают от меня его лицо.

С жалостью выбросив сгоревшие куски бекона, я кладу те, что остались в открытой пачке. Когда бекон подрумянивается, пододвигаю упаковку с яйцами к себе ближе. Шум небольшой кофеварки отвлекает меня, и я поворачиваюсь на звук. Армин стоял ко мне спиной, оперевшись на столешницу рукой.

– Ты извини, что кроме этого ничего больше нет, – Армин, не поворачиваясь, машет рукой в сторону вскрытых упаковок от бекона и яичной скорлупы, – я обычно не готовлю себе.

– Всё в порядке, – я улыбаюсь, поздно поняв, что он этого не видит.