Элли посмотрела в зеркало на сестру. Темные волосы и глаза. Такие же, как у матери. И упрямства столько же. Элли любила наблюдать, как их мать, Уиннифред, каждый вечер расчесывала свои длинные каштановые волосы. Всегда одной и той же щеткой. Сто раз. Всегда ровно сто. Они вместе считали.

– Давай я, Дотти. – Она встала позади сестры и начала расчесывать ее волосы до блеска.

– Джордж за тобой заедет?

– Если вовремя освободится после дежурства. А если нет, встречусь с ним и Рути уже в танцклубе.

Дотти нахмурилась, глядя в зеркало.

– Мне не нравится эта война.

– Никому не нравится, дорогая.

– А ты не волнуешься, когда Джордж уходит дежурить? Он ужасно храбрый, правда?

– Правда. Очень храбрый. Я не волнуюсь, потому что он всегда осторожен. Ему повезло, что его не отправили в Европу вместе с остальными. Так что я спокойна, зная, что он здесь. А ты?

– А я всегда спокойна, когда он рядом. Он мой ангел-хранитель.

Элли, посмеиваясь, убрала волосы Дотти розовой заколкой.

– Правда? Это как?

– Ну, сестра Маргарита Мерси говорила, что у каждого есть ангел-хранитель. Он всегда рядом и защищает от всего плохого. А я решила, – Дотти пожала плечами, – что мой ангел-хранитель – Джордж.

– О, я скажу ему об этом. Ему точно понравится.

Дотти резко развернулась и схватила Элли за рукав голубого платья.

– Нет! Пожалуйста, не надо! Это секрет.

– Как он будет твоим ангелом-хранителем, если это секрет?

– Он знает это в душе. А в голове не знает. – Дотти дернула Элли за рукав. – Пожалуйста, ничего не говори ему, Элли. Обещай мне.

Элли поднесла к губам медальон, который никогда не снимала.

– Клянусь мамой, что ничего не скажу Джорджу. Буду держать рот на замке.

Дотти лучезарно улыбнулась.

– А теперь можно я возьму твою помаду?

– Элли! Я тут!

Элли, вытянув шею, оглядела толпу танцующих и возле самой сцены увидела Рути, махавшую ей рукой. Джаз-бенд в белых смокингах призывно играл популярную песенку. Какой-то рыжеволосый военный в форме цвета хаки, сжимая одной рукой стакан пива и размахивая другой, что-то кричал Рути и вместе с ней, старательно уворачиваясь от локтей танцоров, пробирался к Элли.

– Привет, Рути! Черт, какая тут давка.

Рути, схватив за руку подругу, прокричала ей прямо в ухо:

– Это Чарли. Он из пятьдесят седьмого Ньюфаундлендского тяжелого артиллерийского полка. – И, повернувшись к военному, спросила: – Я правильно запомнила?

– Точно так, девонька. – Он встряхнул руку Элли, точно бутылку с густым кетчупом. – Я Чарли Мерфи из Шип-Харбора, Ньюфаундленд. – Он глотал слоги и растягивал гласные, поэтому последнее слово прозвучало как «Нюфа-а-адлен».

Элли высвободилась и удивленно переспросила:

– Прости, откуда?

– Точно, вы же тут по-другому говорите. Ньюфаундленд. Язык сломать можно.

Элли и Рути с улыбкой переглянулись.

– Да, мы поняли.

Зеленые глаза Чарли заблестели.

– Не бойся, девонька, я не хотел тебя напугать. Рути сказала, что ты художница.

– О, на самом деле только учусь, – ответила Элли и весело посмотрела на Рути. – Ты видела Джорджа?

Та покачала головой.

– Нет еще. Но уверена, он скоро придет.

– Ладно. Тогда пойду возьму колы.

– Нет-нет, девоньки. Где мои манеры! Маманя надавала бы мне по щекам за такое. Две колы вам? Я скоренько. Как на полигоне: ать-два и тут. – И, быстро всосав остатки пива, он скрылся в толпе.

– Что это за фрукт, Рути?

– А мне кажется, он милый. Похож на Микки Руни.

Глядя на давку у входа, Элли нахмурилась.

– Что-то Джордж слишком долго.

– Да не волнуйся ты так. Сирен же не было.

– Их и на прошлой неделе, когда бомбили Хартсиз, не было.

– Да там всего один самолет и прилетел. Наверняка пилот просто заблудился и подумал, чем просто так домой возвращаться, дай-ка я бомбану по старине Нориджу.