На бумаге всё выглядело чисто. Гладко.

К делу подключили юристов и двух представителей музея, выехавших в село с сопровождающим их инженером. За ними – небольшая группа людей в штатском: не охрана, но и не музейные смотрители. Их задача – в случае непредвиденных обстоятельств «оказать содействие».

Уже во вторник утром на село опустился черный внедорожник с символикой областного комитета культуры. Местные насторожились. Памятник ангела, сияющий у церкви, казался им частью чего-то большего, чем просто статуя. Это было напоминание, предупреждение, защита. Люди останавливали машины, смотрели молча, косились в сторону священника Михаила, ждали.

– Батюшка, они… за ангелом приехали? – спросила старушка Прасковья, перекрестившись.

– За ангелом. Но мы просто так его не отдадим, – тихо ответил он.Михаил стоял, напряжённо вглядываясь в дорожную пыль. Тем временем «гости» развернули стол, достали папки и начали подготовку к «процедуре согласования». Секретарь комиссии предложила собранию сельсовета рассмотреть ходатайство. Юрист спокойно, почти равнодушно, зачитал текст распоряжения, аккуратно обходя острые формулировки.

– Речь идёт не об изъятии, а о временном перемещении объекта в целях его сохранности, – подчеркнул он. – Область берёт на себя всю ответственность. После проведения экспертизы памятник будет возвращён… при условии соответствующих выводов комиссии.

– А если комиссия решит не возвращать? – сурово спросил председатель сельсовета. – Или вдруг признает объект государственной собственностью?

– Такие решения принимает исключительно суд. А суд, как вы знаете, – независим.Юрист улыбнулся: Село замерло в ожидании. Решение не могли принять без участия священника. Все знали: без него начнётся смута. Михаил молчал до самого вечера. Лишь ближе к заходу солнца он произнёс:

– Я отдам ответ утром. Но знайте: тот, кто попытается унести этот знак силы – навлечёт беду. Не административную. Настоящую.

И пока чиновники ужинали в доме главы сельсовета, Михаил стоял у подножия памятника и молился. Его руки дрожали, губы шептали древние слова. Он чувствовал: это была не просто попытка отобрать статую. Это была попытка сорвать печать.

На следующее утро, ровно в 8:00, чиновники в сопровождении технических специалистов вновь прибыли к памятнику. В руках у них была новая папка – на этот раз с распоряжением от заместителя губернатора: разрешение на немедленный демонтаж объекта с формулировкой «в связи с возможной угрозой незаконной переплавки и утраты культурной ценности». Формально – превентивная мера. По сути – приказ.

Михаила не было видно. Селяне собрались группами, кто с тревогой, кто с глухой яростью. Несколько мужчин перекрыли тракторную дорогу, ведущую к памятнику.

– Мы вас предупредили, – хмуро бросил один из них. – Мы не допустим.

– Речь идёт не об акте вандализма, а о государственной инициативе.Юрист и начальник инженерной бригады попытались вести себя спокойно, даже покровительственно. – Уважаемые, мы действуем строго в рамках закона. Все документы на руках. Он поднял папку и показал печати.

Из-за спины вышел Михаил. Он был в рясе, с крестом на груди. Глаза его были спокойны – слишком спокойны.

– Вы получили приказ, верно? – тихо спросил он, глядя на главного инженера. – Кто его подписал?

– Замгубернатора Юрьев, – отрезал тот.

– Значит, на его совести и будет лежать то, что случится. Я предупреждал.Михаил кивнул. Он подошёл к памятнику, положил ладонь на холодное золото. В этот момент небо слегка потемнело, хотя день был ясный. Ветер прошёлся по скошенному полю. Женщины перекрестились.