Фиса гладила рыдающую Мари по голове и только вздыхала. Вот Сила и добилась своего – никакой любви, ни у кого, ни у вождя, ни подчиненных, судя по красным и расстроенным глазам Фисы. Только я по случайности пока осталась жива. Дети, меня спасли дети, как и обещали, вернее нас с Мари. Сила может поэтому и оставила меня в живых, потому что получила энергию дочери вождя, и пока вождь останется таким, каким нужен ей, у нас есть надежда. Надежда на что? Что вождь когда-нибудь вспомнит о нас?
Я попросила Мари рассказать, как он говорил с ней, не знаю, зачем мне это было нужно, но что-то тревожило помимо мыслей о неясном будущем в гареме. Мари присела на краешек кровати и, утирая слезы, подробно рассказала:
– Меня по дому вёл Виктор, я никого больше не видела, только этих… они рядом с ним стояли.
– Эти?
– Их четверо, Виктор, Сэм и ещё двое. Отец ничего о них не сказал, но когда Виктор привёл меня в кабинет, то сразу встал рядом с ним.
– А ты?
– Я у двери так и стояла. Даже порог не переступила, Виктор меня…
И она опять заплакала, закрыв лицо руками. Фиса кинулась к ней и попыталась успокоить:
– Машенька, ты слёзы не лей, глазки светлые не тумань, образумится он…
– Фиса, он такой… я его таким никогда не видела… он как тогда… Рина, он стал как тогда…
Вождь без сердца и чувств, аппарат управления народом. Только вот зачем он этих заранее в дом отправил, ещё когда был Амиром, мужем и отцом? И сейчас рядом держит?
– Мари, а тебе не показалось во время разговора, что они как-то влияют на него, что он их слушается?
– Нет, что ты Рина, они…
Вдруг задумалась, даже губу прикусила и руки сжала ладонь в ладонь, как делал отец, когда сильно волновался.
– Странно… они… они все вместе стояли у него за спиной, как стена…
Фиса взмахнула ладошкой и быстро заговорила:
– Они по дому-то строем ходют, я видела, вождь и эти… всегда вместе…
– Фиса, а где Вито и Роберт?
– Я тута была… как вы с Машенькой упали, они вас сюда принесли, да меня вызвали…
Она на мгновение опустила глаза и сжала губы, но справилась с собой и продолжила:
– Только вождь их сразу и позвал, рядом оказался, больше и не видела их.
– А одеяла кто помогал готовить, травками пропитывать?
– Углядела…
– Кто, Фиса?
– Семён…
Мы не спрашивали её о Семёне, сначала боль от всего отвлекала, а потом я спала.
– Он по приказу вождя действовал?
– Не знаю… сам пришёл… не до разговоров было.
Фиса резко отвернулась и отошла к окну. Мы с Мари переглянулись и решили не приставать к ней с вопросами о Семёне, слишком болезненная ситуация для Фисы, да и более насущные вопросы надо обсудить.
– Мари, как ты думаешь, за нами вождь наблюдает?
– Не знаю.
Она пожала плечами, настолько привыкла к камерам, что уже не думает о них. А я подумала – не должен отключить, вождь есть вождь, контроль над всем, даже над гаремом, который его особо не интересует. Так, на всякий случай.
– Смотрят…
Фиса не обернулась на нас, только вздохнула и повторила:
– Смотрят. Взгляд чужой, не вождь.
Ведьме можно верить, она чувствует то, что мы с Мари чувствовать не можем.
– И не Семён.
Она с трудом произнесла имя своего бывшего жениха, ради которого сломала свою жизнь и превратилась в ведьму, потратила сотни лет на ненависть. И я не выдержала, лихорадочным шёпотом спросила:
– Значит, она победила – Сила?
– Нет.
Ответ Фисы прозвучал жёстко, взгляд потемнел, и она подошла ко мне:
– Ты жива и Машенька жива. Да и я… ещё землю-матушку… никакая Сила нам не указ, по красоте баба завсегда сильнее кастрюли этой с молниями. Она батарейка, а ты – жизнь.
Фиса сжала губы и сложила руки на груди:
– Ишо солнце светит, да звёзды сверкают, глянем, чья возьмёт.