Газеты были полны объявлений о продаже имущества должников. Торги проходили на площадях перед судами. Имена и описания некоторых из тех, кого продавали за долги, сохранились, другие остались неизвестными. Такой была и продажа имущества Хью Крафта. Рабов причислили к мебели и остаткам пресвитерианской веры: «Июньские торги в округе Бибб: 3 негра, домашняя мебель, скамьи 55, 57, 58, 59, 60 в пресвитерианской церкви»[82]. Среди них были Уильям и его сестра.
Аукцион[83]
Вспоминая этот день, Уильям писал, что мозг его словно взорвался. В июне было тепло, но не жарко, как спустя месяц-два. Хлопок был в полном цвету, и казалось, что окрестные поля засыпаны снегом. Со ступеней здания суда Уильям видел всю большую площадь, собравшуюся толпу и чуть дальше здание тюрьмы. Но взгляд его был прикован к сестре: Элизу должны были продать на аукционе. Ей предстояло стать первой.
Здоровая девушка ее возраста представляла для покупателей большую ценность. Многие из тех, кто приобретал первых рабов, предпочитали покупать женщин в самом репродуктивном возрасте. На полях мужчины были сильнее, но женщины тоже могли работать, а кроме того, увеличивать собственность владельца, поскольку по закону все их дети (вне зависимости, кто был отцом, даже если это сам хозяин) становились рабами. Вот почему положение такой девушки, как Элиза, было очень рискованным. Уильям отлично знал: изнасилование грозит даже детям.
Он смотрел, как сестра поворачивается, танцует и выполняет приказы аукциониста. Парню и самому предстояло нечто подобное – он наверняка планировал показать себя в лучшем виде, поднимать тяжелые ящики и «казаться оживленным», а может, даже обратиться к покупателю сестры, как это иногда делалось, с обещанием работать наилучшим образом, чтобы оказаться вместе с ней[84]. Он мог молиться, чтобы Элизу купил кто-то из знакомых, и оба остались бы в Мейконе, как двое их братьев. Уоррен трудился в отеле «Сентрал», в квартале к северу от суда, а Чарльз – на кузнице поблизости. Однако Уильям отлично понимал, что все может сложиться иначе: поселения к западу от Мейкона постоянно нуждались в новых рабах.
Все надежды рухнули, когда аукционер принял ставку за Элизу. Времени для маневра не оставалось, Уильям следующий. Он видел, как за воротами суда покупатель гонит его сестру в повозку. Покупатель был не из Мейкона, по виду напоминал плантатора, стремящегося построить блестящее будущее с помощью новой собственности.
Хотя крики аукционера громом отдавались в ушах, Уильям постарался сохранить присутствие духа, оценил ситуацию и решил импровизировать – эти качества пригодились ему в предстоящие годы. Он попросил приятеля-раба обратиться к новому хозяину Элизы и упросить того дождаться окончания торгов, чтобы Уильям мог проститься с сестрой. Плантатор ответил, что ему далеко ехать и ждать он не может.
Уильям рухнул на колени и принялся умолять. Подобное поведение никак не устраивало аукционера. Цена Уильяма – и, следовательно, комиссионные, – зависела не только от сил и навыков раба, но и от манеры поведения. Раб рухнул на колени, а должен был стоять прямо и буквально излучать счастье. Это неправильно. Аукционист схватил парня за шею.
– Поднимайся! – рявкнул он, осыпая Уильяма проклятиями и ударами. – Вам нет смысла видеться!
Аукционер был прав: сестра оказалась в сложном положении. Ее поведение с новым хозяином в первые минуты после покупки определило бы характер их отношений и ее будущее.
Уильям на всю жизнь запомнил этот момент. Он поднялся, пристально глядя на сестру, уезжавшую в неизвестность. Элиза ничего не сказала, хотя крепко сжатые ладони выдавали боль. Она повернулась к брату в последний раз, и он увидел слезы на щеках девочки. Элиза склонила голову, прощаясь не словами, а жестом, потом согнулась, закрыв глаза руками. Уильяму было невыносимо это видеть.