И те же рабы подготовили почву для бегства супругов. По болотам и лугам вдоль реки Окони поезд двигался к мосту, строительство которого многим стоило жизни: их косила болотная лихорадка. Никто не хотел браться за эту работу, поэтому ее поручили тем, у кого не было выбора, – рабам. И эти несчастные построили мост свободы, по которому сейчас ехали Уильям и Эллен.

Мидвилл находился на полпути к Саванне. Уильям и Эллен проделали первые 160 километров. Впереди их ожидали еще шесть остановок. У них был повод для радости. Поезд не сбил ни одного животного – не пришлось тратить драгоценное время на уборку неожиданной преграды. От искр ни на ком не загорелась одежда. Котел паровоза не взорвался – некогда это случалось так часто, что одна железнодорожная компания стала размещать между паровозом и пассажирскими вагонами «негритянский духовой оркестр», который служил и развлечением, и буфером в случае взрыва[91].

Когда сосед Эллен Скотт Крей сошел в Гордоне, Уильям, как преданный раб, смог проведать больного хозяина. Им удалось лишь смотреть друг на друга или незаметно касаться (поправить перевязь или саквояж). Эллен и Уильям были вместе и поддерживали друг друга, постепенно продвигаясь по вражеской территории к свободе.

В болотистой местности станции располагались на небольшом расстоянии друг от друга, что замедляло продвижение беглецов. Главным была перевозка хлопка, а не людей. На более долгих остановках пассажиры могли съесть тарелку супа или тушеной курицы, подкрепиться вареными яйцами, печеньем и прочей снедью, которую предлагали торговцы. Они поднимались в вагоны и расхаживали по проходам, торгуя фруктами и маленькими пирожками, а при первом звуке колокола спешили спуститься на платформу.

На такой остановке джентльмен вроде мистера Джонсона мог послать камердинера за закусками или просто выйти из поезда, чтобы размять ноги. Но для Крафтов любой выход из поезда был делом рискованным: если опоздать, можно потерять целый день, а у охотников за беглецами появилось бы дополнительное время. Воспользоваться туалетом Эллен решилась очень нескоро.

Вокруг сновали люди[92]. Кондуктор, проверивший билет Эллен, когда та садилась в поезд, постоянно прохаживался по вагону с блестящим жетоном и сумкой для денег, зорко выискивая зайцев. Еще проходили рабы, в том числе дети. Они несли ведра холодной воды, которую бесплатно предлагали пассажирам. Ее разливали в небольшие чашки или наливали в собственные кружки пассажиров. Другие рабы занимались печами. Пассажиры тоже не сидели на месте и непрерывно болтали друг с другом. Многих европейцев, оказавшихся в американских поездах, это страшно раздражало.

Поезд двигался по Джорджии среди еловых лесов и болот[93]. Иногда встречались одинокие кипарисы, покрытые темным мхом. Возле станций обычно теснились небольшие домики. Повсюду можно было увидеть группы рабов, перемещавшихся между плантациями. Заслышав шум приближающегося поезда, они останавливались и глазели на вагоны.

Скрыв глаза за очками, Эллен наблюдала, как за окном пролетают поля и деревья. Стекла окрашивали пейзаж в неестественный зеленый цвет, – плодородный регион, где она выросла, казался жутким. Люди пришли в Джорджию в поисках Воплощенной Мечты. Как и ее отец. Теперь она пыталась воплотить собственную судьбу, покинув Джорджию.

В поезде она изображала больного, но были у нее собственные шрамы[94]. Рукав пальто и рубашки скрывали кожу, пораженную тяжелым туберкулезом. Заразилась она от кого-то, кто говорил, плевался или просто пел рядом. В те времена, когда чахотка была смертельно опасной болезнью, Эллен повезло отделаться несколькими шрамами – пусть они и стали ее особой приметой. Шрамы показывали, что женщина готова бороться за жизнь.