Хлопок влиял на всех: от рабов, кому приходилось сажать, пропалывать, собирать и обрабатывать его, до плантаторов и владельцев хлопкоперерабатывающих фабрик, построивших столицу на хлопковые деньги. Он влиял на малолетних работников и владельцев фабрик в Новой Англии, которые превращали его в ткань. Хлопок влиял на нью-йоркских банкиров, которые вкладывали деньги в торговлю. И влиял на всех тех, кто платил деньги за одежду, созданную из этих волокон[76]. И на всех повлияло падение международного спроса на хлопок весной 1837 года, что было связано с перепроизводством в США и Индии. Падение цен дестабилизировало национальную экономику, которая и без того находилась на грани. Действия банков ничем не регулировались. Банки беззастенчиво выпускали собственную валюту и банкноты. Железнодорожные компании, колледжи и муниципалитеты, а также обычные граждане погрязли в долгах. Процветала спекуляция – особенно землей.

А потом в один прекрасный майский день главы нью-йоркских банков категорически отказались обеспечивать бумажную валюту серебром и золотом. Их действия породили страшные события. В стране разразился самый тяжелый финансовый кризис в истории: паника 1837 года[77].

В Мейконе хлопковые склады, где плантаторы за деньги хранили с каждым днем обесценивавшийся хлопок, охраняли вооруженные люди. Бизнесы рушились. Акции крупнейших компаний, включая банки и железные дороги, были настолько тесно взаимосвязаны, что крах одного угрожал всем остальным. Железная дорога Монро, имевшая собственный банк, обанкротилась. Рухнул и банк Окмалджи. Даже женский колледж находился на грани закрытия.

Все это не могло не затронуть Хью Крафта. Он был акционером и руководителем рухнувшей железнодорожной компании Монро, владел акциями банка и спекулировал землями чироки – все это было связано с финансовым риском. Очень скоро налоговые коллекторы конфисковали и распродали его земли. Он продал свою долю в деловом партнерстве. Хью Крафт буквально погибал[78].

Отчаянно нуждаясь в деньгах, Крафт продал последнего брата Уильяма, Чарльза, оставив себе Уильяма и его младшую сестру Элизу. Еще заложил часть собственности, чтобы и дальше торговать хлопком. Уильям не знал, что и он сам, и его сестра тоже заложены.

В те времена заложить человека можно было так же, как и дом[79]. Покупатели могли заплатить за рабов, внеся первичный взнос и договорившись об аренде, чтобы выплатить остаток суммы с процентами. Они могли заложить и тех, кем уже владели, используя рабов в качестве обеспечения. Могли арендовать, как недвижимость, и «улучшить» их с целью повышения стоимости – например, обучить ремеслу. Однако человеческий материал, как и недвижимость, мог оказаться невыкупаемым, что и произошло с Уильямом и Элизой.

В январе 1839 года Хью Крафт подписал документы о долге перед Коммерческим банком Мейкона. Теперь его долгами управляли банкиры. В списке собственности числился дом, фортепиано, пять скамей в церкви и четыре негра, включая «Уильяма около 16 лет от роду, столяра» и «Элизу, девочку около 12 лет»[80].

В течение года Хью Крафт уехал из Мейкона в Холли-Спрингс, штат Миссисипи, где стал управляющим. Семья его поселилась в деревянном доме, мечтая об особняке, расположенном через улицу. Трудолюбивый Хью постоянно упрекал сына Генри в отсутствии предприимчивости и хватки[81]. Прибыль приносили и оставшиеся рабы – по данным переписи 1840 года, десять человек. Как и остальную собственность Крафта, их продали летом, когда цена на хлопок окончательно упала, и кредиторы предъявили свои требования.