Спустившись по широкой винтовой лестнице в вестибюль, они вышли на улицу. Вечерний воздух города был уже другим – прохладнее, шумнее, насыщеннее. Запах лаванды смешивался с ароматом жареных каштанов с ближайшей жаровни, с дымком от очагов в домах, с пылью и чуть уловимым запахом реки и рыбы с порта. Город Каэлис, опоясанный стенами, кипел у подножия Башни.

Они шли по Мостовой Звездочетов, главной артерии от Академии к Светской площади. По бокам теснились лавки: аптека с витриной, полной склянок и сушеных трав, где старый алхимик что-то яростно толок в ступке; мастерская картографа с огромными свитками в окне; магазинчик писчих принадлежностей, где ученики толпились у прилавка за свежими перьями и флаконами чернил. На углу уличный сказитель, окруженный детворой и парой стариков, размахивал руками, изображая битву с драконом. На стене за его спиной, поверх старой фрески с изображением созвездий, кто-то крупными, неровными буквами вывел: "Чистота Духа – Сила Империи!". Рядом, аккуратно прибитый к ставне аптеки, висел свежий плакат. На нем суровый мужчина в сером плаще (черты лица были намеренно размыты, чтобы каждый мог представить себя) указывал мечом на стилизованную, зловеще искривленную башню. Подпись гласила: "Знание без Веры – Путь в Пропасть. Доверяй Ордену!"

Где-то звенел колокольчик подвесной дороги, перевозившей грузы между уровнями города.


– Смотри, – Люсия тихо ткнула его локтем. На небольшой площадке перед храмом Старых Богов собралась кучка людей. Не учеников и не горожан за покупками. Их лица были напряжены, глаза горели фанатичным светом. Посреди них стоял мужчина в простом, но чистом сером плаще. Он не кричал, но его голос, низкий и настойчивый, резал вечерний гул:

"…истинная чистота духа! Не в этих каменных громадинах," он резким жестом указал на Башню, "где копаются в пыли забытых истин и плодят сомнения! Истина проста! Она в вере, в труде, в порядке! В избавлении от разлагающего яда сомнений и ложного знания! Боги видят вашу слабость! Они видят, как вас обманывают!"


Некоторые прохожие ускоряли шаг, отводя глаза. Другие, в основном пожилые или выглядевшие обездоленными, слушали, кивая.

Люсия тихо вздохнула, ее взгляд скользнул по лицам в толпе.

– Видишь того кузнеца, Аль? В прошлом году его мастерскую затопило, когда прорвало защитный канал у порта. Он верит, что Серые Стражи не допустят такого снова. Что маги слишком заняты своими кристаллами, чтобы думать о нем".

Она кивнула на старуху в потертом платке, жадно ловившую каждое слово проповедника.

– А она… ее внук умер от лихорадки прошлой зимой. Лекарь сказал, что мог бы помочь маг, но в Башне сказали – квота исчерпана, – Люсия сжала руку Альмакора. – Они боятся не только Рафтиса, Аль. Они боятся нас. Нашей силы, нашей непредсказуемости, нашей… отстраненности. Орден дает им простые ответы: уничтожить источник страха – магию. И обещает порядок, где не будет ни наводнений, ни неизлечимых лихорадок, ни непонятных решений Башни. Какой бы ценой это ни достигалось.

Альмакор молчал. Запах гари и дешевого ладана смешивался с негодованием, поднимавшимся у него внутри. Порядок? Порядок костров и страха? Порядок, где рыбаки будут благодарны за то, что их лодки не разбивает шторм, но забудут, что именно маги укротили этот шторм? Он видел искренность в глазах некоторых слушателей – не фанатизм, а отчаянную надежду. Этим людям Орден продавал не ненависть, а иллюзию безопасности. И это было страшнее любого фанатизма.

Альмакор почувствовал, как Люсия непроизвольно прижалась к нему чуть ближе.

– Рафтис? – спросил он шепотом.