Она наблюдала за людьми, проходящими по тротуару снаружи – каждый нёс свои невидимые тяготы и мечты. Молодая мать толкала коляску, живо разговаривая по телефону. Пожилая пара шла медленно, рука об руку, их синхронные шаги говорили о десятилетиях, проведённых вместе. Бизнесмен торопливо прошёл мимо, проверяя часы, такой же пленник своей спешки, как обычно была она.

Когда она перестала замечать мир вокруг себя? Когда жизнь стала серией задач для выполнения, а не моментов для переживания?

Капучино был изысканным – богатым и идеально сбалансированным, с пенкой, которую бариста превратил в изящный узор листа. Алиса не могла вспомнить, когда в последний раз наслаждалась чем-то. Еду поглощали стоя или помогая с домашним заданием. Кофе глотали ради кофеина, а не ради удовольствия. Даже этот простой акт сидения и дегустации казался революционным.

В туалете

Допив кофе, Алиса почувствовала потребность посетить туалет. Она прошла в заднюю часть кафе, обнаружив небольшое, удивительно элегантное пространство с винтажным зеркалом во весь рост на двери. Пока она мыла руки, её взгляд поймало отражение, и она замерла.

В её лице было что-то другое – уязвимость, возможно, обнажённая предыдущими слезами. Без тщательной сдержанности, без маски, которую она носила для семьи, коллег и мира, она выглядела одновременно моложе и старше. Более настоящей. Резкое освещение туалета должно было быть нелестным, но вместо этого оно, казалось, раскрывало что-то сущностное, что было скрыто под слоями исполнения и угождения людям.

Слёзы пришли снова, незваные и безмолвные. Она вцепилась в края раковины, позволяя им течь, не пытаясь остановить или проанализировать их источник.

– Вы в порядке?

Голос сзади испугал её. Алиса не слышала, как кто-то вошёл. Она обернулась и увидела элегантную женщину, наблюдающую за ней с искренним беспокойством – не вежливой тревогой незнакомца, а чем-то более глубоким, более понимающим. Женщине было, возможно, за пятьдесят, хотя что-то в ней казалось вне возраста. Её кудрявые светлые волосы обрамляли лицо с тонкими чертами и самыми поразительными зелёными глазами, которые Алиса когда-либо видела – глазами, которые, казалось, смотрели не просто на неё, а в неё. Она была красиво одета в простой, но явно дорогой наряд, который умудрялся выглядеть одновременно изысканно и непринуждённо комфортно.

– Я в порядке, – автоматически сказала Алиса, привычная реакция поднялась как щит, отражающий внимание к её уязвимости. – Просто… аллергия.

Губы женщины изогнулись в нежной улыбке, предполагающей, что она видит насквозь вежливую ложь, но не будет бросать ей прямой вызов. Она достала из сумочки – элегантной кожаной сумки, которая выглядела ручной работы – и предложила Алисе салфетку.

– Иногда аллергия может быть особенно проблематичной, когда мы истощены, – сказала она мелодичным голосом с лёгким акцентом, который Алиса не могла определить. – Ваша энергия сегодня кажется весьма истощённой.

Алиса моргнула в замешательстве, принимая салфетку.

– Моя… энергия?

– Жизненная сила, которая окружает вас и течёт через вас, – просто сказала женщина, как будто комментировала погоду или отличный кофе кафе. – Ваша стала довольно тусклой, особенно вокруг сердца и горла.

В любой другой день Алиса могла бы отмахнуться от такого заявления как от нью-эйджевской чепухи от кого-то, кто, вероятно, продавал кристаллы и читал карты таро. Но что-то в этой женщине – её спокойная уверенность, эти проникающие зелёные глаза или, возможно, просто обнажённая уязвимость момента – заставило слова восприняться по-другому, резонируя с чем-то глубоким внутри, что признавало их правду.