Так всегда бывало. Если лекарка не справлялась, звали меня. Отец рассказывал, что до переезда в деревню, работал в столичных патрулях. И там же научился основам врачевания с помощью трав, выдержек и различных притирок с терпкими ароматами. И передал эти знания мне. 

Вот такой двуличный тёмный народ. «Ведьмина дочь», но иди и лечи моего жеребчика, или занозу изгоняй из большого пальца дядьки Луки. Отец работал, а я часами сидела над книгами, изучая доступные мне рецепты. Не знаю почему, но возможность кому-то помочь всегда радовала, несмотря на косые взгляды местных. 

И сейчас, я сперва испугалась, но потом пошла собирать свой походный короб со множеством свежих и не очень настоек, пучками луговых трав, заталкивая чувство собственного достоинства как можно глубже. А если, какая редкая травинка требовалась из леса – просила отца достать нужное.  Ничего плохого про бабку Агафью сказать не могла, но вот что методы ее давно устарели, и травы она собирала не в срок – это знала точно. И если на когтях волка был какой-то яд, не дай Всевышний, вполне возможно, что лечение и не действовало. 

Через десять минут, мы уже выходили с отцом в душную тёмную комнату, освещенную дешевыми самодельными свечами. Язычки пламени дрогнули, когда дверь пропустила нас внутрь. В помещении стоял затхлый, спёртый дух. Пахло ромашкой и чередой. А еще кровью и гнилью. Мне это решительно не понравилось.

- Опять вы ведьму пригласили, - прошепелявила бабка Агафья, - завидя незванных гостей.

- Помолчи старая, - отозвался отец, - не справилась, так имей совесть язык прикусить. 

Взор отца окинул присутствующих. На кровати, спиной вверх лежал сам Ренур, с красными воспаленными ранами наружу. Даже не сильно присматриваясь, я видела, что дело плохо. Спина вздымалась хрипло, быстро. На коже выступила больная испарина. У его ложа сидел отец, с низко опущенной головой. 

- Это всё ты, Виталинка, ты! – он поднял лицо. Удивительно, но строгий суровый староста осунулся, став лишь тенью того себя, который поспешил на место происшествия днём. Могучие плечи сгорбились, под глазами залегли черные круги. 

- Наказание это Ренуру, Дранк. И тебе это прекрасно известно. Он хотел изнасиловать мою дочь.

Я уже раскрывала свой короб на табурете возле постели и начала осмотр ран. От слов отца меня передёрнуло. Впервые, кто-то назвал инцидент правильными словами. 

- Если твоя ведьма сейчас загубит мне сына, знай, житья здесь вам не будет, - зло крикнул староста, поднялся, и размашистыми шагами вышел на воздух. Бабка Агафья увязалась за ним. 

- Это яд, пап, - констатировала, глядя на разувшуюся кожу вокруг раны. 

Сэнс подошел и присел возле ложа больного. Наклонился над глубокими царапинами, зачем-то понюхал. Потом внимательно посмотрел на меня.

- Говоришь, это был волкодлак? – похоже, отец только сейчас поверил в рассказ о создании, виденном мною утром. 

Кивнула, роясь среди склянок.

- Может, отвар бессмертника? – я промыла руки спиртом, тоже привезенным папенькой из столицы.

- Нет, малыш, я уже видел такие раны. Отвар бессмертника только снимет воспаление, но не выведет отраву. Боюсь, только мох… напомника-ка мне название… может помочь, - отец тоже обмыл руки, и нажал на края воспаленной плоти.

Из разорванных мышц вылез желтоватый гной вперемешку с сукровицей. Он отвратительно пах. Смертью.

- Мох буравенник. Коричневатый на цвет, растет в прогалинах, но любит солнечный свет. Сильное средство для вывода грязной крови. Листья красноваты, мелки и ажурны, с белой окантовкой по краю, - заученно произнесла я. – Но пап. Его можно найти только в лесу, и его нет в моих запасах.