Один за другим выходили сотрудники миссии. Многих Петюня знал, в церкви встречались. Они бросали на него безучастные взгляды и расходились по своим делам. Затем двери закрылись надолго. Петюня вновь то вышагивал взад-вперед, заложив руки за спину, то переминался с ноги на ногу. Он решил было уйти, как вдруг дверь распахнулась и появился князь Карачев. «Была не была», – вздохнул Петюня и шагнул навстречу.
– Сэр, чего изволите? – молвил он. – Я с вами куда угодно… я весь город знаю…
– Тебя Воронцов ко мне приставил? – спросил Кирилл Карлович.
– Нет, что вы, сэр,.. – пробормотал Петюня.
Мысль о том, что Воронцов мог ему что-либо поручить, льстила. Но юному князю не понравилось бы, если бы он действовал по заданию русского министра. Петюня запутался: он и сожалел о том, что Воронцов ничего не поручал ему, и опасался того, что юный князь подумает обратное.
– Я сам, по собственному желанию, – добавил он.
– Что же у тебя, дела что ли нет? – удивился князь.
– Есть, сэр! – ответил Петюня. – Я всякими науками занимаюсь…
– Науками! – фыркнул Кирилл Карлович. – Какими же это ты науками занимаешься?! Ты же арап!
– Что же, по-вашему, арап не может науками заниматься? – надулся Петюня.
– Может. Но какой от этого толк?
– Томление духа питаю учеными занятиями, – ответил Петюня.
– А от этого какой толк? – спросил Кирилл Карлович.
– А от этого только вред, – провозгласил Петюня. – Кто умножает познания, тот умножает скорбь. Там же сказано. Сами знаете.
– Знаю, – улыбнулся князь Карачев.
Кирилл Карлович после того, как утром его разбудил говорящий по-русски арап, прочим фокусам от этого арапа не удивлялся.
– Во-от, – протянул Петюня назидательным тоном. – А участь мудреца легче с сытым желудком переносить. Сэр, наймите меня слугой.
Петюня то и дело перескакивал с русского языка на английский, с английского на русский. Разговор с ним получался забавный. В конце концов, князь сказал:
– Говорил бы ты на каком-нибудь одном языке. Лучше по-английски. А то больно в диковинку.
– Нет, сэр, – возразил Петюня. – Это невозможно…
– Что тут невозможного? – удивился Кирилл Карлович. – Представь себе, что ты говоришь с англичанином. Ты же не станешь по-русски с ним изъясняться.
– Но я нанимаюсь к русскому господину, чтобы практиковать язык, – сказал Петюня. – И опять-таки труды русских философов интереснее обсуждать с вами.
– Каких еще русских философов? – воскликнул князь Карачев.
Походка у Петюни была под стать манере разговаривать. Казалось, что он постоянно боролся с потребностью пуститься в пляс. Пару шагов он делал ровно, затем несколько раз припадал то на одну, то на другую ногу, вновь делал ровные шаги и вновь припадал и приплясывал.
– Где ты вообще русский выучил? – спросил Кирилл Карлович.
Петюня крутанулся вокруг собственной воображаемой оси и ответил:
– О! Это была драматическая история! Я бежал с корабля работорговцев! Прыгнул в море. Меня подобрало русское судно…
– Как ты выжил в открытом море?! – изумился князь Карачев. – Не утонул, акулы тебя не съели! Или русский корабль шел по пятам?
Петюня поднял указательный палец и замер на мгновение, затем издал щелчок и сказал:
– Эту часть истории я еще не продумал, – и, встретившись с возмущенным взглядом князя, добавил: – Но я точно плавал на русском судне. Капитан, правда, был шотландец, Роберт Кроун6. Но матросы были русские.
– Чудеса, – молвил Кирилл Карлович и прибавил шагу.
– Сэр, я вижу, вы здесь впервые. I know London like my palm7.
Князь Карачев рассмеялся. Петюня тоже хохотнул, а затем взглянул подозрительно на Кирилла Карловича и спросил: